— За службу, голубчик… На, бери. А пока определяй конька да жди в людской. Поведешь моих к Терновой балке. Волки объявились.
Оглядел Борис серебряный рубль, новехонький, с сиянием, прошлого года чеканки. Бережно опустил его в кисет.
3
Стук в дверь удивил Сергея Николаевича. Сын входил к нему без стука. По настороженным глазам — привело необычное. Ткнул в мраморный стакан карандаш, закрыл записную книжку в зеленом коленкоровом переплете.
Прислонился Павел к щеке, как и всегда. По холодному лицу и одежде догадался, что он совершил уже верховую прогулку.
— Присаживайся.
Хмурясь, Павел оглядывал кабинет, будто сроду не бывал здесь. Понятно волнение сына. За эти дни кое-что он увидал собственными глазами и, признаться, одобрял выбор. И если, бог даст, дойдет до венца, не придержит родительское благословение. Девушка воспитанная, обаятельная и не по летам серьезная. А приданое у них в роду не в моде — сам брал покойницу-жену с одной корзиной белья.
— Папа, я к тебе пораньше… — натужно заговорил Павел. — Каникулы на исходе, а мы еще не побыли одни. Все люди, люди…
Короткие толстые пальцы его нервно теребили полы жокейской тужурки. Опустился в кресло.
— Тебе знаком генерал Прахов?
— Прахов?
Высоко подскочила бровь у Сергея Николаевича, собрав на половине лба частые складки.
— Прахов, Прахов, — повторял он, силясь вспомнить. — Нет. Не имею чести знать-с. Кто этот генерал?
— Твой брат.
Разошлись морщины на лбу старого конезаводчика. Растирая под халатом впалую грудь, он с вялой усмешкой качнул головой.
— Изволишь шутить, сынок…
Смутился Павел; действительно, почему он вложил столько злой радости? Неужели близко к сердцу принял тот, явно случайный, разговор в Москве?
— Извини, папа… Шутка в самом деле злая. Но Прахов все-таки есть. Он преподавал у нас. Передам наш разговор, а?
Где-то в глазах отца глубоко, потаенно копились смутная тревога и любопытство. Расстегнул Павел деревянные пуговицы-вертушки на тужурке, цепко сплел на коленке пальцы.
— Генерал на рождество схоронил мать, старушку… Графиню Прахову. Отец помер раньше. Перед смертью она покаялась, что Прахов не родной ему. В бумагах он якобы обнаружил имя родного отца. Полковник, гусар… Служил в полку ея величества. Все сходится с дедушкой Николаем…
Отец и сын одновременно подняли глаза: на стене в овальной массивной раме красного дерева — масляный потемневший портрет усатого молодого гусара. Павел, откинувшись, щелкал стеком по носку сапога; пожимая плечами, спрашивал сам у себя:
