После этого шутник, вытерев пот со лба, положил на стол папку с бумагами. Открыв папку, он начал поочередно вытаскивать из нее, оставляя на бумаге следы вспотевших ладоней, документы, передавая их Мигелю.
Массиньи читал документы, не скрывая раздражения. Он не видел лишь ничего нового, а лишь море своей глупости. Более полугода назад, с начала возведения стены в Брелине, Мигель работал по одной и той же предельно простой схеме: многие произведения искусства, находившиеся под угрозой участи быть вывезенными советскими войсками, перевозились в Британию, где они, во всеобщей суматохе, не могли находиться под надлежащим надзором. Пока Германию делили, словно праздничный пирог, антиквариат уже успевал начинать пылиться в отдаленных музеях, превращаясь в желанную добычу для охотников за удачей.
— Ну как, нравится? — расплывшись в улыбке, произнес Корнелио. — Четыре картины и с десяток средневековых манускриптов, — вытерев платком лоб, он продолжил. — И все это взято для работ по реконструкции, срок выполнения которых у тебя и у твоих клиентов, сынок, почему-то, по условиям договоров, растянулся на целых восемьдесят лет, — взглянув на потолок, он посмотрел в глаза Мигелю. — Эксперты оценили все это имущество в четыре миллиона американских долларов — как раз, получится по году заключения за каждый миллион.
— Предельная стоимость всего этого… барахла — триста тысяч. Книги — Евангелие и несколько сборников псалмов. Картины — не самые удачные работы не самых талантливых мастеров, — глядя прямо в глаза собеседнику, Массиньи продолжил. — Несомненно, всё это является историческим наследием, но… какая разница, будет оно пылиться в провинциальном музее в Восточной зоне или же в доме богатого коллекционера в Новой Англии?
— Разница? Для меня — никакой, — расхохотался Корнелио, сотрясая своим смехом стены комнаты. — Просто, пойми, я терпеть не могу, когда нарушают закон в моем штате и, тем более, в моем округе, — слова бывшего бутлегера, сломавшего в свое время позвоночник одного из конкурентов, вызвали улыбку на лицах большинства людей, сидящих в комнате.
— К сожалению, мои товарищи забыли о краткости. Я исправлю их ошибки — мы могли бы найти любого другого, но именно в тебе, Мигель, смогли соединиться слишком много качеств: ты привык к не очень прозрачным сделкам, ты разбираешься в живописи и археологии, ты знаешь несколько языков, да и, в конце концов, ты умеешь летать на самолете и, если меня не подводит память, неплохо владеешь оружием, не говоря уже о менее значительных, но не менее важных, для нас, качествах, — перебил предыдушего собеседника человек, сидящий слева от Лукаса Дженовезе.
