Выход из здания аэропорта, как и в любое другое пятничное утро, был переполнен людьми: кто-то спешил отправиться домой ближайшим рейсом, кто-то лишь успел вернуться в Париж из дальней командировки; десятки таксистов и людей, сдающих автомобили в аренду делали непроходимыми подъезды к главному выходу. Тем не менее, для Мигеля, летавшего ранее только через Орли, аэропорт Ле Бурже даже субботним утром казался относительно спокойным местом.
— Подожди, приятель, не спеши — расслабься, — О’Хара обратился к своему спутнику, резко остановив его. Увидев недоумение на лице Массиньи, он продолжил. — Ты должен сейчас поехать на такси в условленное место и подождать меня там… недолго.
— Хорошо, назови место.
— Кладбище Пер Лашез, — словно вспоминая, произнес Патрик. — У могилы Шампольона.
— Ничего более умного придумать не мог? — усмехнулся его собеседник, но, через несколько мгновений, он начал понимать, что это еще один безумный приказ Лукаса. — Ты хоть знаешь, кто такой Шампольона и как может выглядеть его могила?
— Ты должен сейчас отправиться туда и ждать меня.
— Как долго мне придется ждать? — с недоверием спросил Мигель.
— Будешь там ждать моего появления — это убедительная просьба. Моя просьба, а не дона Дженовезе.
— Почему я должен выполнять твою странную просьбу? — резко жестикулируя, произнес Массиньи, подойдя вплотную к собеседнику. — Сколько я тебя вообще знаю, чтобы позволить себе довериться такому как ты…
— Послушай, ты можешь и не там ждать меня — можешь просто отправиться вместе со мной. Но учти, приятель, если ты узнаешь о моих делах, отправившись вместе со мной, обратного пути уже не будет, — усмехнувшись, произнес О’Хара.
Массиньи оставалось лишь согласиться с предложением своего собеседника. В каждом его действии чувствовалось присутствие Дженовезе, пускай и находящегося на другом конце земли — Патрик сам выбрал таксиста, которому следовало повести его спутника в место назначения, и сам же с ним расплатился.
Болтливый шумный таксист оказался венгром, который, будучи подростком, вместе с родителями в сорок пятом году переселился из полуразрушенного Будапешта в один из восточных пригородов Парижа. Его разговоры казались Мигелю бесконечными. В одни моменты он рассказывал многое о себе и своей семье, не забывая упомянуть и интимные подробности, в другие — наваливался на своего собеседника грудой личных вопросов, а когда осознавал, что его собеседник, говоривший на непривычном для него провансальском диалекте, занят совершенно иными мыслями — начинал разговаривать сам с собой.
