— Таков удел пьяницы, — говорил парон Рапаэл. — Пьяный был, вот и поскользнулся возле моста и…
Но так или иначе, Врама больше не было в живых, теперь он лежал в коричневом гробу (его купил Газар на собственные деньги) и утопал в сирени, которую тикин Грануш ради такого случая разрешила нарвать в своем саду.
Врама должны были хоронить на следующий день.
МРАЧНЫЙ ВЕЧЕР И СТРАШНАЯ НОЧЬ
Врама похоронили. На его похоронах был весь квартал. Я и Чко были удивлены этим. При жизни его никто не замечал, а теперь вот собрался весь квартал. Стар и млад, мужчины и женщины шли за его гробом до самого кладбища.
Дголчи Газар из «конторы» зурначей пригласил самых лучших музыкантов. Они всю дорогу наигрывали что-то печальное, женщины плакали, мужчины шли с непокрытыми головами.
В день похорон не переставая моросил дождь. Непогоду люди приписывали печальным событиям.
— Эх, — тяжко вздыхал мой отец, — ну и судьба у этого бедняги! И что за весна нынче!
— Да, — соглашались с ним, — такой дождь, будто осень на дворе.
Процессия подошла к кладбищу, гроб поставили у края свежевырытой могилы. Вперед выступил промокший отец Остолоп и прочел отходную. То немногое, что я и Чко поняли из его слов, очень удивило нас. Поверить ему — выходило, что пьяница Врам был самой непорочной и невинной овечкой в стаде «отца нашего Иисуса Христа».
После отходной гроб опустили в могилу. Эрикназ, окруженная женщинами, опять упала в обморок. Пока женщины приводили ее в чувство, мужчины бросили по горсти земли в могилу, повторяя друг за другом:
— Да будет земля тебе пухом!
Скоро могилу засыпали землей, на кладбище вырос еще один холмик. Те же мужчины протягивали брату Врама, приехавшему из деревни, вымазанные в земле руки, выражая ему свое сочувствие.
— Благослови господь его душу!
— Держись крепче, не падай духом!
— Будь здоров.
И разошлись группами, философствуя:
— Вот она, жизнь… И этот прахом стал.
На угрюмое кладбище опускался серый, дождливый вечер.
Мы уходили с кладбища последними. Впереди шли наш сосед Хаджи и парон Рапаэл. Вдоль старой ограды кладбища сидели нищие, перед каждым была миска; они взывали глухими, замогильными голосами:
— За упокой души подайте…
Люди бросали им медяки и уходили.
Дождь все еще моросил, стало холодно. Когда парон Рапаэл и Хаджи выходили с кладбища, я вдруг заметил, что прямо у ворот, на плоском надгробном камне, сидит тот слепой старик, которого мы видели несколько месяцев назад возле Ходов Сардара. Старик ничем не выделялся: те же лохмотья, та же медная миска в ногах.
