— Ну?
— Ты что думаешь?
— Да ничего.
— Ну вот, ничего, а чемодан?
— Какой чемодан?
— Ну, те вещи, что Рапаэл у нас оставил.
— И что?
— Месроп, не нравится мне это, пусть он свое золото прячет где хочет, а нас оставит в покое. Скажи ему.
Об этом я слышал впервые и, заинтересовавшись, стал припоминать кое-какие мелочи, ускользнувшие от моего внимания. Вспомнил день, когда мать так неожиданно отправила меня и Зарик к тетке, вспомнил оброненную в тот же вечер фразу: «Хорошо, что так вышло, жена, а то в долгу быть — что гору нести».
«Так вот оно что! — подумал я. — Значит, испугавшись угроз Бабика, парон Рапаэл свои драгоценности отдал на хранение нашим».
Родители молчали. Наверно, уснули. А я лежал в постели словно на углях. В голове проносились недавние события. Смбат!.. Ведь в последний раз я и Чко видели его в тот страшный вечер, когда сумасшедший вполне связно разговаривал с кем-то на церковном дворе. Как раз после этого Смбат исчез. Этот вечер четко припомнился мне. Разговор Смбата и его собеседника, неожиданный окрик Чко — «гоп!» — и наш побег. И то, как мы, дрожа от страха, стояли во дворе, когда вошел… «Кто вошел во двор?!» — молнией сверкнуло у меня в голове. От неожиданности я вскочил. Откуда возвращался Врам в этот поздний час?..
События развертывались с такой головокружительной быстротой, что я еле поспевал следить за ними. На другой день по кварталу разнеслась весть, что Врам утопился. Как и где это случилось, никто точно не знал, только рассказывали, что в десяти километрах от города, в какой-то деревне, разлившиеся воды реки выбросили на берег уже посиневший, изуродованный труп Врама. Отец, Газар и кое-кто из соседей поехали за телом Врама, а тишину двора уже разрывали громкие рыдания.
Плакала Эрикназ, плакала громко, била себя по коленям, а мне и Чко было немного странно, что она так убивается из-за Врама. Мы часто видели, как жестоко обходится Врам с бедной Эрикназ. Сколько раз соседи с трудом высвобождали ее из рук Врама.
— Умереть мне за тебя, Врам-джан, сокол ты мой ясный! — причитала несчастная женщина.
Ей вторили моя мать, сестрица Вергуш и Мариам-баджи, как всегда разделявшая со всеми и горе и радость.
Я и Чко, стоя у порога дома Эрикназ, с интересом наблюдали за происходящим. В этот день на нашем дворе собрались женщины со всего квартала. И все плакали, кто громко, в голос, а кто тихо. Плакали они, как мне казалось, не столько по Враму, сколько сочувствуя слезам Эрикназ.
