— Смотри!
И Нильс посмотрел вверх и увидел.
Она стояла там, на самом краю люка. Привидение. То есть она выглядела как привидение: ее белая фигура, освещенная фонарем снизу, волосы, рассыпанные по плечам, и крылья, величественные белые крылья, вздымающиеся и опадающие в такт медленному движению ее рук.
Он поднялся, двинулся к ней по лестнице, как во сне, устремив взгляд на ее лицо — оно все такое лучезарное, такое безмятежное, такое мирное, такое…
Нет. Погоди. Погоди!
Все было не так, как он воображал. Где он увидел лучезарное выражение лица, мирный взгляд? Был ли это и впрямь ее взгляд? Ее лицо было печальным, выражение самое что ни на есть горькое, полное сожаления, раскаяния и безумия, глаза ее сочились слезами, за спиной трепетали крылья — но не было никакого свечения, никакого нимба, одна бесконечная тьма позади нее.
Похоже было, что она манит его к себе. Слезы текли все сильнее; ах, почему он не может остановить их, думал он, отныне не должно быть слез, конечно; во что бы то ни стало он должен заставить ее перестать плакать. Но они все текли, слезы, мочили ему руки, заливали его поднятое, обращенное к ней лицо. Они были горькими, проливаясь дождем, поливая красный снег, они бежали ручьями между камнями, заливали погреб; и он понял вдруг, это пришло неожиданно, когда он увидел ее лицо, обращенное к свету, понял, что слезы никогда не остановятся, они будут течь вовеки, как вечная река, как Ахерон, — и тут сон растаял, обратившись в кошмар.
Он наконец проснулся! Стоп! Что она делает? Крылья били исступленно, она будто парила над ним. Устремившись вниз, она схватила фонарь, и он с криком бросился от нее, и тут она одним непрерывным движением швырнула фонарь вниз и, взмахнув крыльями, сама устремилась следом, и снег и камни вдруг вспыхнули, и яблочный погреб превратился в нечто невоображаемое, и поток слез стал безбрежным огнедышащим заревом. Руки взлетели, заслоняя глаза от пылающего света, спина прижалась к маленькой двери. Он вдруг вспомнил то, что забыл; то, о чем с таким трудом вспоминал он, вдруг открылось ему в одно быстролетное мгновение. Суть была в том, что он умирает и его предсмертное желание, желание увидеть самую последнюю вещь в жизни, было исполнено: он увидел Ангела Светлого Дня!
Это пришло. Поистине в то время, как он стоял перед Божьим престолом, ему было даровано ясновидение. Это редчайший дар, нечасто кому-либо дается знать, что его ожидает, но если кто-то должен был быть там, чтобы открыть ему, что ему дарован дар предвиденья, то кто же, если не она, которую он так ждал, но только в облике Ангела Смерти.
