Не будь… не будь… не будь…
Погреб гудел от эха. Он ждал ответа, но ответом было молчание. Потом он услышал:
— Перстень для Перри.
— Да, — отвечал он. — Перстень для Перри.
— Перстень с сапсаном. Кто такой сапсан?
— Я вспомнил. Сапсан — мой знак.
— А кто ты? — продолжал голос коварно.
— Я это я. Нильс. Нильс Перри.
— Разве? На самом деле? — С легким смешком, издевательским, враждебно-удовлетворенным. Нильс был сбит с толку. Разве он — это не он? Не Нильс Перри? Если нет — кто же он тогда? Кем еще может он быть? Почему смешок? Что тут смешного? В чем соль шутки?
Скрежет раздался наверху; он застыл в пылающей тьме.
— Слушай! Там кто-то есть! Слушай — слышишь?
— Ты рехнулся. — Еще смешок.
— Есть! Я слышу там. Я слышу! — И он действительно слышал, слышал звук металла по гравию дорожки, ржавый скрип дверных петель, бам-бам-бам канистры, которую волокли по деревянному полу; минута молчания, затем тяжелая крышка люка поднялась… вверх… описывая широкую дугу…
Дрожь была симптомом ужаса. Он решил закрыть глаза и досчитать до пяти и только потом посмотреть, кто это может быть.
Раз. Два.
Он услышал тихий смешок в темноте.
— Никого нет, понял!
— Нет? — повторил он глупо. Должен ли он испытывать разочарование от этого?
Он посмотрел на красные стены и в пляшущем свете увидел возникшие из ничего, отвратительно заманчивые образы, заполнившие погреб. Увидел над головой змей величиной с анаконду, холодных, с наполовину сброшенной кожей, похожей на сверкающую кольчугу, свернувшихся большими мягкими кольцами вокруг балок, их лососиного цвета языки розовели в шипах и пазах. И Сапсан, сам Сапсан, янтарноглазый Сокол-Сапсан летит, дико, злобно крича, устремленная на дичь медная птица, дерзко машет крыльями — крыльями его безумия. Он ударил птицу, отбросил ее прочь, обдирая кожу, ныряя головой, корчась, пытаясь закрыть рукой глаза, заткнуть уши, чтобы не слышать и не видеть ничего.
Вспомни.
Он услышал слово, и, когда оно повисло в воздухе, оно сразу разбилось на отдельные звенья, звенья соединились в цепь эха: вспомни-помни-помни-помни-помни…
— Ты не помнишь? — спросил Холланд холодно и настойчиво.
— Что? Помню что? — Он вдруг почувствовал себя приговоренным. — Вспомнить — что?
— Три. Четыре.
— Холланд! — заклинал он. — Помоги. Помоги!
— Ты забыл. Разве нет? — Он говорил почти сердито. — Ты забыл.
— Да. — Он вдруг понял это: он забыл. Но что? Что это было, забытое им?
— Все правильно, Нильс Александер, — услышал он голос Холланда, неожиданно довольный, между тем как крышка люка откинулась полностью. — У каждого из нас есть что-то, что мы забыли или… — теперь он говорил тихо, как бы утешая, совсем не насмешливо, — или хотели бы забыть.
