— Ночью нечего болтаться по хутору.
— Так днём-то вовсе нельзя — неприятель заметит движение… У нас ночью общее собрание было. В поле, вон под теми скирдами.
— Какое собрание?
— Колхозное. Правление выбирали.
— Колхозное?.. Где же он, ваш колхоз-то?
— Как — где? Вот здесь, в этом хуторе. В каждом дворе есть живая душа. Не в хате, так в погребе.
Старшина Юрченко подтвердил:
— В каждом дворе, товарищ лейтенант. Не поймёшь — передовая у нас или детские ясли? На том краю, где третий взвод разместили, у одной хозяйки — семеро детей. Слепили горку из снега, катаются на салазках. Не обращают внимания, что хутор, как говорится, в пределах досягаемости ружейно-пулемётного огня. В бинокль оттуда же всё видно, как на ладони! Немец боеприпасами обеднял, экономит, а то бы!..
— Членами правления выбрали Дуньку Сорокину и Марфу Рубцову, — продолжал рассказывать старик. — А в председатели обратили, стало быть, меня.
— Тебя? Ты — председатель?
— Начальство!.. За неимением гербовой… Есть ещё один мужик на хуторе, грамотнее меня, молодой парень, инвалид. Ну, тот — тракторист. Может, по специальности придётся ему поработать.
— Есть тракторы у вас?
— Тракторов нету. Угнали куда-то, — старик махнул рукой, — ещё при первом отступлении. Успеют ли к весне повернуть их сюда?..
— Как ваш колхоз назывался тут до войны?
— «Заря счастья». Так и оставили… Назад нам дороги нету, товарищ лейтенант. Как вспомнишь, что у нас было при надувальном хозяйстве…
— При каком хозяйстве?
— Дед, должно быть, хочет сказать: при индивидуальном хозяйстве, — пояснил старшина.
— Вот то ж я и говорю — надувальное хозяйство. Кто кого надует. И середнячок иной поглядывал: как бы соседа прижать да самому в кулаки выскочить?.. К этому нам возвращаться несподручно… Так что, можно сказать, по первому вопросу сомнений не было никаких. Единогласно постановили: «Колхоз «Заря счастья» считать продолженным»… А вот чем пахать будем? Два коня у нас есть. Одры. Немцы бросили. И двенадцать коров осталось. На весь хутор. На восемьдесят пять дворов. А земли — семьсот пятьдесят гектаров…
— Ничего у вас, дед, сейчас с колхозом не выйдет, — сказал Дорохин. — В штабе полка был разговор: если задержимся здесь и будем строить долговременную оборону — всё население с Миуса придётся вывезти в тыл. Километров за пятьдесят. Чтоб не путались у нас тут под ногами.
Харитон Акимыч подсел к столу, за которым завтракали Дорохин и старшина, долго молчал, тряся головой. Старик был крепок для своих восьмидесяти лет, не велик ростом, тощ, но широк в плечах, не горбился, в руках его чувствовалась ещё сила, с лица был свеж и румян и только сильно тряс головой — может быть, ещё от старой контузии. Похоже было — всё время поддакивал чему-то, словам собеседника или своим мыслям.
