— Товарищ шут! — выкрикивает Джон, когда мы заходим внутрь через пустой проем. — Явитесь!
Он все еще держит меня за руку. Мы ждем. От стены отделяется вихлястая фигура Ильи: он приближается к нам, пошатываясь, как пьяный. Когда на него падает свет из исполинского окна спортзала, я вижу засохшую кровь у него над губой и глаз, заплывший гематомой. Волоча ногу и держась за живот, он не притворяется. Ему действительно больно. Я вскрикиваю. Джон сжимает мою ладонь.
— Принес?
Илья кивает и протягивает мне пакет, истертый сгибаниями. Я машинально беру его и заглядываю внутрь: там телефон, тетрадь, с которой я пришла на первое занятие, наушники, книга и кошелек. В углу болтается пенальчик «айкоса». Джон мельком заглядывает тоже.
— Проверь, — говорит он, имея в виду деньги. Я кручу кошелек в пальцах, не открывая. Мои бесполезные дисконтные карты на месте — и так видно. Купюр, разумеется, нет.
— Все в порядке, — говорю. Блестящий глаз Ильи с кровяными прожилками неподвижно глядит на меня снизу вверх.
— А сумка? — догадывается Джон. — Ты же не с этим убожеством приходила.
— Нет проблем. — Я с легким сожалением вспоминаю о травянисто-зеленом рюкзаке «Канкен» с енотами и ласками, который Март купил для себя и отдал мне после первого «вау», — рюкзак все равно должен был присоединиться к другим подаркам Марта, отданным матери Яны. — Он ничего мне не стоил.
Вырвавшийся у Ильи вздох облегчения согревает мне руку.
— Хорошо, — кивает Джон и поворачивается к нему. — А теперь проси прощения. Твое здоровье зависит от нее.
По-прежнему держась одной рукой за живот, Илья опирается второй о землю, когда опускается на колени.
— Все в порядке, — заверяю я и дергаюсь, чтобы помочь ему встать, но Джон крепко удерживает меня на месте. — Я прощаю, я все прощаю.
— Давай, — говорит он. — Ты знаешь, что делать.
Илья хватает меня за ногу. От неожиданности я отступаю, но он цепко держит мой ботинок и тянется к нему губами. Если бы я дернула ногой, то разбила бы ему нос. Я все-таки дергаю, но не так сильно, как хочется.
— Пусти. Да пусти же!
— Пожалуйста! — просит Илья, и это первые его слова. Из разбитых губ на подбородок текут кровавые слюни. Мне отвратительна мысль, что он ко мне прикоснется. — Разреши, иначе мне пиздец.
Я ставлю ногу в пыль. Илья вылизывает мысок моего ботинка до тех пор, пока Джон не упирается кроссовкой в его плечо и не отталкивает его прочь.
— Вали, — цедит он и сплевывает. — Чтоб неделю тебя не видел. Потом приходи.
