Мы медленно садимся на свои места. Я уже слышала его голос. Это он хохотал, стоя на крыше вагончика, который торчит теперь на заднем дворе.
Никто не знает, что я здесь.
— Я видела вашу маму в метро. Она ждала вас.
— Знаю. Спасибо за передачу, ты очень хорошо о ней говорила.
Наши плечи расправлены. Мы не сводим друг с друга глаз.
— Ее убийцу тоже убили.
Он долго смотрит на диктофон и молчит. Кажется, будто ему нечего сказать. Внезапно я догадываюсь — протягиваю руку и касаюсь экрана. Запись больше не идет. Константин убеждается в этом и едва заметно кивает.
— Я в храме, — говорит, — перед Богородицей клялся, что больше с тобой ничего худого не случится.
— Потому что забрали у меня папу и Марта?
Прикрывает глаза ладонью и снова кивает. Вокруг будто становится на несколько градусов холоднее.
— Как вы узнали, что это сделал Март? Его адрес?
— Искал ее сначала. В больницах, в моргах. Когда нашел, похоронили уже за государственный счет: «невостребованное тело»… Документов при ней не было — ну сама знаешь. Стал спрашивать, чего как. Она ждала меня. У метро, где Наташкин дом. Наташка хахаля нашла и выгнала меня — мать не знала, думала, я мимо пройду и увижу ее. Там еще людей поспрашивал, люди многое видят, но не всем говорят… Журналисточке этой из твоей передачи вот рассказали. Ну и мне тоже, когда признался, что сын ее. Запомнили его — молодой, круглые очки, черные волосы, рюкзак с енотами. Я потом сидел там, на ее месте. И вас увидел, тебя и этого парня, еще подумал, что снаряд дважды в одну воронку, но выбора у меня, сама понимаешь, не было. Я его выследил. Они с дружком хотели меня, бл... — Он смотрит на меня и осекается. — Я жил рядом с ним, спал у его подъезда. Решили, я сявка позорный, и... Со мной можно как с матерью.
Трет лицо, как будто хочет содрать с него кожу. Глухо просит из-под ладоней:
— Чай пей. Обычный чай. Ничего плохого я тебе не сделаю и другим не дам. Клялся я.
Я делаю большой глоток. Важно показать, что я ему доверяю.
— Мне этого не нужно.
Не убирая рук от лица, он смотрит на меня одним глазом.
— Не нужно, — повторяю я, — ни следить за мной, ни спасать меня, я справлюсь сама. Там в вагоне человек. Отпустите его прямо сейчас.
— А если нет?
— Если нет, я иду в полицию и рассказываю все, что сейчас услышала.
Ничто не мешает ему огреть меня по затылку чем-нибудь тяжелым и уложить в вагончике рядом с Джоном. Нас обоих никогда не найдут, как не нашли его самого, как не искали Марта, как не интересовались, почему в Красном Коммунаре так часто гибнут студентки местного колледжа. Никто и не будет искать этот вагончик в двухстах километрах от Коммунара — а если рано или поздно и догадаются, что пропавший Винник был внутри, то потеряют время. Я вдруг понимаю, что от смерти меня отделяет одна только клятва перед Богородицей — и больше ничего. Один раз он уже убил. Ничто не мешает ему сделать это снова, а потом сходить да покаяться…
