Нам нужна помощь. И я знаю только одного человека, способного оказать ее прямо сейчас. Человека, имевшего дело с процедурой усыновления целых пять раз. Это мама Саввы.
— Майка, как мы теперь будем, а? Ребенок! Это ж…
— Обычно, — зеваю я. — Хорошо. Завтра я погуляю, послезавтра вы.
— Слушай, хватит уже мне выкать. Что делать-то? Хоть с работы увольняйся… А я знаешь что думаю? Нехорошо, конечно, но мысли такие… Вдруг он, мальчик этот… Ну… Не наш?
Ко мне он точно отношения не имеет. Седьмая вода на киселе. Я и брата-то на улице встречу — не узнаю… Но человек Митя, он — человек, хоть пока и личинка. Лежит сейчас на тетушкиной кровати, подоткнутый со всех сторон одеялами, чтобы не укатился: помыли, накормили — гуд! А ведь мог бы лежать не здесь. И меня пятилетнюю мог бы увести с собой «кашка» — и я тоже не сидела бы здесь. Или вот вчера…
— Наш, — говорю. — Вылитая я в детстве. Спокойной ночи.
— Майя.
Замираю на пороге. Голос тети звучит по-новому. По-маминому он звучит.
— Я очень рада, что ты со мной. Когда вернется Дима, мы как-нибудь уместимся. Тебе необязательно от нас уезжать.
— Я подумаю, — говорю веселеньким голосом, чтобы она не догадалась, что я мгновенно расклеилась. — Спасибо.
Наверняка она еще долго не ляжет, достанет семейные альбомы и будет листать, выискивая сходство между фамильными чертами Зарецких и круглой мордахой внука, а я прокрадываюсь в комнату и по привычке проверяю телефон — там несколько непрочитанных сообщений от Маши и одно от Саввы: завтра его выписывают.
Есть еще кое что… Уведомление «вконтакте». Мне так давно никто там не писал, что значок не сразу бросается в глаза. Илья? Влажный палец оставляет на экране следы. Под моим одиноким сообщением «Где ты?», которое так и осталось непрочитанным с нашей поездки, появилась фотография: вид из окна электрички, желтеющие березы вдоль лесополосы. В стекле отражается то, как Илья делает этот снимок: его телефон, рука и половина лица. Алые цвета заходящего солнца. И я рада, что он не пропал без вести. Долго подбираю слова, набираю и стираю соболезнования, наконец пишу окончательное и прячу телефон под подушку.
«Удачи».
***
— Майка, что вообще происходит? Майка-а! — должно быть, в сотый раз повторяет Маша, пока мы наворачиваем круги посолонь и противосолонь утыканной бычками клумбы. Из-за этого кажется, что время дало сбой и теперь так будет всегда: коляска, клумба, Майка. — Апрелевы угорели, Илья пропал. Может, это он их подорвал?
