— Господи Сил, с нами буди! — послышался из-за щита голос аввы Пафнутия. — Иного бо разве Тебе помощника в скорбех не имамы…
— Господи Сил, помилуй нас! — подхватили монахи.
— Лонгин, готово? — спросил Маркиан, сжимая и разжимая руку на мече.
— Ещё нет, — пропыхтел механик, возясь с бронзовыми трубками.
— А когда будет готово?
— Когда они псалом допоют. — Лонгин дёрнул за рычажок, и внутри драконикона что-то забулькало.
— Это сто пятидесятый псалом, — со знанием дела пояснил Фригерид. — Он короткий. — Поудобнее перехватил щит. — Пора позабавиться, брат?
— Пора. — Маркиан откинул плащ с левого плеча, поднял щит. — Давай, брат, покажи тевтонскую ярость.
— Легко. — Фригерид издал леденящий душу вопль, обнажил меч и бросился на монахов, перескакивая через трупы блеммиев.
Они столкнулись в проходе ворот — узком, как раз на двоих в ряд. Фригерид налетел на переднего монаха с такой силой, что казалось, дрогнет весь строй — но нет, монахи держались стойко. Маркиан справа от Фригерида отбил щитом укол монашеского копья — против него стоял немолодой крюконосый мужик с помятым лицом и налитыми бешенством глазами, — рубанул по щиту. Коровья шкура не выдержала, вспоролась, монах заревел, роняя щит из разрубленной руки. Маркиан всунул клинок ему между рёбер и тут же выдернул, вернулся в оборонительную стойку, закрылся от копья следующего. Оба монаха в первом ряду были мертвы, но следующие ряды надвигались, слепо шагая по трупам. Авва Пафнутий знал, что делает. В узком проходе нельзя было развернуть строй, но можно было массой выдавить двух римлян на простор двора.
— Лонгин?! — Маркиан отбил очередное копьё, стараясь не попасть под бешено машущий меч Фригерида.
— Готово! — донёсся голос механика.
— Отходим и сразу в стороны! — скомандовал Маркиан.
Они отступили во двор и отбежали с линии огня.
Колонна монахов по инерции ввалилась за ними с победным воплем.
Лонгин нажал на рычаг.
Бронзовый дракон с шумом выдохнул невиданной силы струю огня. Маркиан и Фригерид стояли в нескольких шагах по сторонам, но даже их обдало жаром, как из кузнечной печи. Язык пламени ревел и хлестал через весь двор в ворота. Потом он рассеялся. Рёв затих, и стали слышны безумные крики заживо горящих людей.
Монахи факелами бегали по двору, катались по земле, слепо натыкались на стены. Маркиан подхватил копьё одного из убитых блеммиев и нанёс ближайшему иноку удар милосердия. Дромедарии не помогали: добивать несчастных приходилось самим. Когда упал последний, ненадолго стало тихо. Лишь трещал огонь, пожирая трупы. И смеялся Лонгин.
