— Готовимся. — Маркиан достал из-за спины лук, согнул, натянул тетиву. — Монахи пошли. — Присел за парапет, изготовил лук, стал ждать.
В самом деле, монахи, не прекращая петь, строем двинулись к беззащитным воротам. Фригерид тоже натянул лук и опустился за парапет.
— Рано я похвалил их тактику, — сказал он. — Щитами не закрылись, идут как новобранцы в баню, песенки поют… — Наложил стрелу, оттянул тетиву так, что скрипнули плечи лука, прицелился.
— Рано, — сказал Маркиан. — Не достанешь.
— Что ты понимаешь? Это гуннский лук, страшная вещь… — Фригерид медленно, с предельным вниманием вёл прицел за монахами. — К слову о гуннах… И к слову насчёт погибнуть от бабы… Вспомнилась ярмарка в Аркидаве — та самая, где мне крупно повезло в кости. Помню, сидел там старый-престарый гадатель-славянин. И вот подходит к нему какой-то гунн, должно быть, из мелких тарханов, пригнал коней на продажу, а с ним сынишка мелкий, лет десяти. Погадай, говорит, моему мальцу. Старик поглядел, пошептал, какие-то кости раскинул, да так и бухнул: твоего сына баба в постели убьёт. Так этот пацанёнок аж побелел, на деда кинулся — то ли задушить, то ли глаза выцарапать, то ли глотку перегрызть, — взрослые мужики втроём еле оттащили. Жёсткий пацан. Далеко пойдёт… Как же его отец-то назвал? Имя забавное… Ачила, Адила?… — Фригерид бормотал, кажется, не столько Маркиану, сколько себе. Его палец в костяном напёрстке до отказа оттягивал тетиву, прищуренный глаз не отрывался от монахов. — Но я к чему рассказываю: вот ведь гунны, хоть и нехристи, бесовское отродье, а тоже такие вещи понимают… С Богом!
Он отпустил тетиву. Звякнул лук, усвистела стрела, и каллиграф Онуфрий упал на песок со стрелой в груди, вошедшей почти по самое оперение. Хор замолк. Монахи отбежали, укрылись щитами, и вновь пошли к воротам уже быстрее и под прикрытием.
— Лучше бы Пафнутия, — сказал Маркиан.
— Лучник для нас опаснее, а этого всегда успею. — Фригерид снова выстрелил. На этот раз стрела воткнулась в щит, и монах не остановился.
— Это вряд ли.
От Яхатековых блеммиев, что грабили табор, отделились несколько всадников и поскакали к воротам. Они обменялись какими-то словами с Пафнутием, и монахи отошли подальше, а кочевники бодрым галопом направились к воротам. Маркиан и Фригерид начали торопливо стрелять. Один чёрный наездник рухнул с верблюда со стрелой в шее, но остальные двигались слишком быстро, да ещё и сами начали стрелять на скаку. Блеммийская стрела щёлкнула по камню у самого лица Маркиана, другая, пущенная навесом, перелетела парапет, стукнулась о плиту: наконечник из змеиного черепа маслянисто блестел от яда.
