Заброшенная дорога | страница 55
Гонорий развернулся.
— Рим?! — Сонные глаза ожили, вспыхнули тревогой и гневом. — Что с моим Римом?
Гайзо, всё ещё на коленях, стукнулся лбом о плитку. Прорыдал:
— Рим погиб…
Блеммии приближались размашистой рысью. Их было около сотни. Раза в полтора больше, чем блеммиев Харахена вместе с дромедариями.
— Это царь Яхатек, — сказал Кастор, с прищуром вглядываясь в кочевников. — Точно он, со всеми сородичами. Гамаль у него арабский, химьяритской породы. В этих краях больше ни у кого таких нет… — Десятник дромедариев завистливо вздохнул.
— Себе возьмёшь, когда завалим эту образину, — буркнул Фригерид. Лицо у него было мрачное. — Что, брат? — обратился он к Маркиану. — Дерёмся или как?
— Пока не знаю. — Маркиан смотрел из-под козырька ладони.
1. Силко, царь нубадов (V в., а не III). 2. Блеммийский воин. 3. Римский пограничник из Верхнего Египта. IV-V вв. [Nicolle & McBride 1991, plate C]
Царя Яхатека можно было отличить с первого взгляда. Единственный из блеммиев он был одет, кроме набедренной повязки, в плащик римского образца с фибулой, сверкал чем-то вроде диадемы на косматой голове, и держал копьё с гигантским, как меч, наконечником, длиной почти с древко[46]. На чёрной безволосой груди багровела свежая, ещё в запёкшейся крови, татуировка — равносторонний крест. Такие же кресты во всю ширину груди метили всех его воинов. И на куколи аввы Пафнутия был начертан такой же.
— Мне этот Пафнутий не понравился с самого начала, — пробормотал Маркиан.
Монахи ехали на ослах в стороне от варваров. Они вооружились заметно лучше, чем давеча в Коптосе на приёме у Секундина. Кроме дубинок, виднелись и копья, и топоры, и даже тщедушный каллиграф Онуфрий вооружился луком. Один Пафнутий, кажется, оставался безоружным. Слышался только равномерный топот, никаких боевых кличей, и луки за спинами воинов Яхатека торчали прямыми палками, не натянутые — теперь уже можно было разглядеть и это. Они замедляли бег. На расстоянии двух полётов стрелы от дромедариев и блеммиев Харахена, которые успели выстроиться в боевой строй, монахи и царские блеммии остановились.
— Фригерид, Кастор, со мной, — сказал Маркиан. — Олимпиодор, ты тоже. Вот сейчас, возможно, твои дипломатические таланты понадобятся. — Он тронул коня.
Три офицера ехали с достоинством, неторопливым шагом, но Олимпиодор не сразу догнал их — он всё ещё плоховато управлял верблюдом. Пафнутий отделился от своих приверженцев и тоже выехал вперёд, готовый к переговорам.
