— Конечно-конечно, — кивнул Аммоний.
— Зачем ты вообще завёл этот опасный разговор?
Они дошли до юго-западной башни. Отсюда как на ладони виднелись и табор блеммиев, и привал дромедариев, и цепочка свежих следов с запада — ветра почти не было, и песок не успел их замести.
— Затем, — сказал Аммоний, — чтобы у тебя появилась веская причина не сдавать нас властям.
Маркиан помолчал.
— Не ожидал от тебя такого цинизма, учитель. Но не смею осуждать. Не спорю, это разумно. Теперь у меня действительно есть веская причина не сдавать вас властям. Будь по-твоему. Шантаж так шантаж. Я сделаю всё, чтобы вас не тронули. И больше не настаиваю на взятке.
— О мой Маркиан! — Аммоний отечески приобнял его. — Конечно, я подарю тебе книгу, и не одну, выбирай любые, сколько сможешь унести… Скажи, а кто это подъезжает? Тоже твои люди?
Маркиан вгляделся вдаль, куда показывал Аммоний.
Со стороны Египта приближалось облако пыли. В клубах смутно виднелись отдельные фигуры наездников на верблюдах. Ещё слишком далеко, и пыли от них слишком много.
— Нет, — медленно сказал Маркиан. — Не мои.
Сорвался с места и вприпрыжку, придерживая меч на поясе, помчался вниз по ступеням.
Равенна, ещё восемь лет назад лишь гавань военного флота, а ныне резиденция императора Запада, издали щетинилась на фоне утреннего неба строительными лесами. Стук тысяч молотков, звон зубил разносился над лагуной и морем: строили новые городские стены и императорский дворец, придворную церковь святого Лаврентия и кафедральную базилику — то был единственный город Западной империи, который строился, а не пустел и разрушался. Гонец проскакал мимо верфей и пристаней Классиса, въехал в пыльный, грохочущий стройками пригород Цезарею.[43] Во дворе временной резиденции передал письмо дежурному чиновнику почтовой службы, спешился, проковылял в ближайшую караулку, рухнул на лежанку и мгновенно заснул — впервые после четырёх суток скачки.
По мере дальнейшей передачи письма скорость его движения снижалась, а руки передающих становились всё жирнее и холёнее.
Торопливой трусцой дежурный чиновник отнёс письмо начальнику отдела почты особой важности. Бодрым деловым шагом начальник отдела поднялся к главе имперского почтового ведомства. Неспешно, с достоинством, глава почты отнёс и с церемонным поклоном вручил письмо магистру оффиций — руководителю всей гражданской администрации Западной империи. Магистр оффиций, вандал Гайзо[44], был в этой цепочке первым, кто имел право вскрывать печати августов. Он сломал пурпурный сургуч, развернул свиток, прочёл единственную строку и посерел лицом.
