Но сегодня вдруг все стало каким-то иным. Теперь он часто возвращался в мыслях к Ленинграду, не гоня уж этих мыслей прочь. В одиноких прогулках вдоль медленно текущей Берестовки думалось об этом уже неотступно.
В самом деле, разве он не может рассчитывать на полное излечение и восстановление всех своих способностей? А почему бы, собственно говоря, и нет? Ведь даже сейчас, здесь, он все же поправляется понемногу. Разве его состояние не улучшается с течением времени, хотя и медленно? А там, в Ленинграде…
Но что он будет делать в Ленинграде? Что? Сестры нет, квартира разрушена, в университет он показаться в таком состоянии не может… Нет, нет, никуда он не поедет, не может ехать и не поедет…
Он говорил себе — «нет», но втайне даже от самого себя продолжал надеяться, что все должно измениться, и продолжал думать об этом, и уже не мог не думать…
Он вернулся. Он все-таки вернулся. Он не мог не вернуться. Он шел по Ленинграду, и странные чувства владели им. Оттуда, из далекого маленького Берестова, этот город, эти улицы, по которым он сейчас идет, казались ему недостижимо прекрасной землей обетованной. Сейчас, когда он здесь, город казался пугающе чужеватым. Он был смятен, растерян, не знал, куда идти, что делать.
В конце концов он решил не изменять плану, составленному еще в Берестове, и, побродив часа два по ленинградским улицам и несколько успокоившись, отправился на квартиру к одному дальнему родственнику, с которым заранее списался.
Он был радушно встречен и временно поселился у этого родственника. Потом он начал хлопотать о предоставлении ему жилплощади и стал приискивать подходящую для себя работу. Не очень хотелось ему возвращаться к преподаванию в школе, и некоторое время он работал в библиографическом отделе одной из крупных научных библиотек. Потом все же решил сходить в гороно и попросить преподавательскую работу.
Ему предложили выбрать школу из тех, что считались лучшими. Он смущенно сказал в ответ на это предложение:
— Ну, зачем же из лучших. Дайте самую обыкновенную.
Он любил теперь обыкновенное, малозаметное, до болезненности боялся всего шумного, яркого, ходил небыстро, говорил негромко.
Для поступления на работу в школу Федор Платонович принужден был наведаться в университет для получения необходимых документов. Декан физического факультета Модест Григорьевич, который всегда был к нему дружески расположен, встретил его радостно и после первых же слов предложил вернуться на кафедру математики.
