Власть предыстории | страница 56



. Подобного рода команды, по мнению Поршнева, должны абсолютно «запирать» действие.

Используя этот механизм, троглодитиды могли бы «гипнотизировать» хищников, адресуя им зримые или слышимые тормозные сигналы интердиктивного типа. Для этого им пришлось бы научиться имитировать сигналы разных видов животных. «Подражая видовым голосам животных, в немалой степени представляющим собой неадекватные рефлексы, палеоантроп был вооружен сильным и небывалым оружием: он вызывал их имитативно-интердиктивную реакцию. В своем нечеловеческом горле он собрал голоса всех животных раньше, чем обрел свой специфический членораздельный голос»[125]. В эпоху дивергенции палеоантропов и неоантропов интердикция могла быть использована для сигнального воздействия на людей. В какой-то момент она даже превратила, или была способна превратить, одних в кормильцев, других в кормимых. Но с другой стороны, «она активизировала и нейрофизиологический механизм противодействия: асуггестивность, неконтактность»[126].

Включаются механизмы естественного отбора, и на свет появляются сперва суггестивность, а затем контрсуггестивнссть. Но прежде, чем наши предки сумели их выработать, они подверглись мощному давлению палеоантропов. Отсюда возникла первая волна миграции неоантропов, затем вторая…

И лишь когда была выработана контрконтрсуггестия, то есть закончилось оформление словесно-звуковой речи во вторую сигнальную систему, умеющую преградить путь интердиктивному сигналу подчинения и создавшую мощную тормозную преграду сигнальному воздействию троглодитид, человек (уже человек!) смог вернуться с боями в лучшие районы ойкумены. Тогда начался «обратный вал перемещения неоантропов», и это «есть уже не просто история взаимного избегания или избегания ими палеоантропов, но начало истории человечества»[127].

Глобальный вывод Поршнева состоит в том, что вторая сигнальная система возведена на фундаменте интердикции. «Это был объективный механизм межиндивидуального воздействия на поведение. Дело не меняется от того, что теперь перед нами явление «интердикции интердикции»: свойственные Хомо сапиенс механизмы «парирования интердикции», поскольку суггестия — это уже не торможение лишь того или иного действия, но навязывание некоего состояния, допустим типа каталепсии»[128]. Следом за суггестией пришла контрсуггестия, как возможность противостоять суггестии, за ней появилась контрконтрсуггестия, которая уже настолько сложна, что влечет за собой членораздельную речь.