Клетка и жизнь | страница 30



Однако на этом история Скляра не заканчивается. Уже после войны к нам пришла некая незнакомая женщина, которая оказалась сестрой Леонида Скляра. Когда она узнала о его аресте, она выбежала на улицу и стала громко кричать, что Сталин убил ее брата. Ее, естественно, быстро схватили и после нескольких допросов поместили в специализированную психиатрическую больницу; спустя некоторое время оттуда ее отправили в лагерь. Когда после смерти Сталина начались пересмотры дел репрессированных, Валентину Скляр выпустили, дали комнату и небольшую пенсию. Где-то в 1956–57 гг. (я уже был женат) она явилась к нам домой на Якиманку и стала настойчиво говорить, что ее брат — мой настоящий отец, и что я должен получить новый паспорт на фамилию Скляра. Я отказался это делать, так как считал и считаю своим отцом Марка Каплинского, с которым много общался, любил его и люблю. Меня вызвали через некоторое время к нотариусу, который показал мне завещание на имя будущего сына (или дочери?), составленное Скляром перед арестом. Я письменно отказался принять завещанное и просил передать все сестре завещателя, что и было сделано. Кроме того, мы назначили Валентине Скляр небольшую ежемесячную денежную помощь, но она ее быстро тратила в ресторане «Прага». Вскоре она исчезла совсем, по-видимому, умерла.

Мы вчетвером (родители, я и няня Варя) с 1938 года жили в отдельной квартире на Арбате, которую выменяли из двух комнат в разных районах. Все было хорошо, но в 1940 году у мамы обнаружили рак груди. Надо было делать операцию. Меня отправили на время операции к нашим родственникам — Детлафам-Лазаревым, живущим в Малаховке, под Москвой. Это было очень удачное решение. Татьяна Детлаф и ее муж Николай Иванович Лазарев были биологами, и они впервые пробудили у меня интерес к биологии. Мы ловили головастиков в малаховском пруду, и я с интересом наблюдал за их метаморфозом, за их превращением в лягушат. Кроме того, у Детлафов было много биологической литературы, и я жадно читал эти книги. Помню, например, книжку Балинского «Развитие зародыша». Это была для меня первая книга по биологии, и многое я запомнил на всю жизнь. В разговорах часто обсуждалось положение в биологии и, в особенности, наступление Лысенко на нормальных биологов с его дикими теориями о превращении березы в дуб и др.

Когда маме сделали операцию по удалению опухоли, то биопсия подтвердила, что это был рак. Мама вернулась домой осенью 1940 года, и я тоже вернулся от Детлафов. Через некоторое время у мамы начались боли в позвоночнике, на рентгене была обнаружена какая-то деформация, и корифеи тогдашней московской медицины, в частности рентгенологи, признали, что это был, вероятно, метастаз. Была назначена глубокая рентгенотерапия, для чего мама ездила на соответствующие сеансы. Впоследствии оказалось, что метастаза не было, а был какой-то врожденный дефект позвоночника. (Результатом этой рентгенотерапии через пять лет была рентгеновская язва на спине и инсульт с гемопарезом).