– Голограмма! – изумлённо выдохнул Виктор. – Ну конечно! Чаша – это линза, особым образом поляризующая падающий на неё свет. Проходя через фильтр, образованный комбинацией отверстий пластины, он порождает множественные дифракционные пучки, и они, накладываясь один на другой, создают объёмное изображение! Надо полагать, разные комбинации отверстий пластины и вкладыша могут создавать различные голограммы. Да там может быть… да что угодно!
Он обернулся к англичанину.
Мистер Уэскотт, вы говорили, что статую тетрадигитуса планировалось доставить сюда, в Монсегюр? Так вот, я прошу вас: ускорьте этот процесс, как только сможете! Пока мы не получим её – не сдвинемся с места!
Уэскотт откашлялся – похоже, он не ожидал от русского гостя такого энтузиазма.
– Я делаю всё, что в моих силах. Могу вас заверить, через три, самое большее пять дней статуя будет в вашем распоряжении. А пока…
Он нашёл глазами Бурхардта. Профессор, поймав взгляд англичанина, выпрямился на стуле, всем видом демонстрируя независимость.
– А пока – не попросить ли нам герра профессора рассказать, как попал к нему манускрипт, который в итоге привел русскую экспедицию в джунгли Конго? Ведь именно с него, как я понимаю, началась эта запутанная история?
– Не думаю, что нам стоит жаловаться на этот факт. – буркнул МакГрегор. – В конце концов, если бы не этот въедливый русский, мы бы не узнали о существовании артефактов. А значит, не смогли бы…
– Тогда тем более, нам следует восстановить цепочку событий целиком! – торопливо сказал Уэскотт. Виктору показалось, что англичанин поспешил перебить своего коллегу, пока тот не ляпнул лишнее. – Нисколько не сомневаюсь, что подробности этой истории могут пригодиться нашим учёным друзьям.
– Что ж… – Бурхардт пожал плечами, – если вы так настаиваете, пожалуйста. Собственно, мне и рассказывать-то особо нечего. Приняв должность хранителя собрания редкостей египетского хедива, я с головой ушёл в составление каталогов и классификацию экспонатов. Это было такое время…
И он мечтательно причмокнул, вспоминая что-то очень для себя приятное.
– Сведения об интересующем нас предмете содержались в одном из тысяч пергаментных свитков, от которых буквально ломилось собрание. Никто и никогда не делал попытки их разобрать и упорядочить, так что я буквально блуждал в потёмках. Прошло не меньше трёх лет, прежде чем я наткнулся на упомянутый манускрипт. Он был составлен неким египетским учёным в семнадцатом веке, после посещения древнего христианского монастыря в сирийской Маалюле. Он провёл в там долгих пятнадцать лет, и всё это время пядь за пядью обшаривал склоны ущелья – того самого, возникновение которого приписывалось силе молитвы святой Фёклы. И в итоге добился успеха: нашел засыпанную обвалом пещеру и сумел, пробившись сквозь сплошные завалы, проникнуть внутрь. Надо сказать, что пещеры в тех краях не редкость – склоны по соседству с монастырём источены ими, как швейцарский сыр дырками. Что именно он там нашёл, египтянин никому не сказал, а заперся в дальней келье и не выходил из неё три года. А когда вышел – при нём были два пергаментных свитка. Один из них он оставил монахиням, второй же забрал с собой в Александрию, причём в монастырских хрониках отмечено, что кроме свитка он забрал с собой некий ковчежец, найденный, видимо, в той пещере. Монахини ему не препятствовали, их мало интересовали древние находки.
