Но положение осажденных не стало ещё совершенно отчаянным. Они сумели протащить в замок своего сторонника, инженера Бертрана де Баккалариа из Капденака, и тот тоже соорудил катапульту, установив её на барбакан. Теперь противники могли вволю обмениваться ядрами и камнями, но у осажденных имелось одно весьма серьезное преимущество: они могли укрыться в замке, в то время как прислуга французской метательной машины изнемогала от холода на открытой всем ветрам скальной площадке. И только красноречие, пыл и неукротимая решимость епископа Дюрана заставляли их терпеть и дальше – и делать своё дело, невзирая на ледяной ветер и снежные заряды, на которые щедра декабрьская погода.
Подобная настойчивость должна была рано или поздно принести плоды. Под Рождество барбакан удалось взять, после чего до стен замка оставалось всего несколько десятков шагов. Но Монсегюр по-прежнему был неприступен: эти шаги предстояло пройти по узкому, шириной в десяток футов, скальному гребню, обрывающемуся в обе стороны пропастями. И только после того, как осаждающие перетащили катапульту в захваченный барбакан, они взяли под обстрел южную и восточную стены цитадели – и тогда положение защитников стало скверным по-настоящему. Французы были почти у цели, катапульта епископа Альби без устали долбила восточную стену замка, стараясь пробить пригодную для решающего штурма брешь…"
Как же надоело! И, главное – зачем ему всё это? Похоже, уныло подумал Виктор, чёртов островитянин таким образом попросту отделался от чересчур навязчивого подопечного, чтобы посвятить всё своё время другому обитателю дома. С ним Виктора не сочли нужным знакомить, а приставленный к молодому человеку охранник (угрюмый плечистый тип сюртуке и с револьвером за поясом) всячески старался не допустить, чтобы они встречались – ни за трапезами, ни в каминной зале, ни во время ежедневных прогулок по саду. Но это не помешало Виктору узнать кое-что о соседе: Бурхардт, немецкий учёный, историк и профессор археологии, судя по тем крохам информации, что удалось выудить из подслушанной беседы МакГрегора и Уэскотта, оказался здесь не по своей воле. И теперь его будущее, как и будущее самого Виктора, представлялось весьма туманным.
Что ж, книга так книга, раз уж пока больше нечем заняться. Виктор поудобнее устроился в плетёном кресле – он настоял, чтобы ему позволили читать в саду, в тени вишнёвых деревьев – и со вздохом раскрыл кожаный переплёт.
