Возле двери толпилась стайка гимназистов – большие, телячьей кожи, ранцы, лопоухие, стриженные почти налысо головы, шинели с откинутыми на спину башлыками – в Москве по утрам подмораживало.
– Вот поди, додумайся, что это за «помозоли»? По нашим временам – точно вопросик для «Что, где, когда»…
– Да чего тут гадать? – добродушно заметил его спутник, солидных габаритов человек с длинными запорожскими усами и смушковой шапке-папахе.
– «Рудомётчик» – значит отворяет кровь по всякому нездоровью. Ну и, как водится, и мозоли срезает. А иногда такие умельцы-знахари ещё и пиявок ставят.
Последнюю реплику услыхал молодец, высунувшийся из загадочного заведения – судя по всему, сам Нефёд Шелепко.
– Так ведь был у меня раньше по пиявкам, Ерофей звали. Выгнал я его взашей. Портило, не лекарь – то ли дело, были ране пиявочники-цырульники! А этот – страмотишша одна, клиенты жалобятся, спасу нет…
Говорливый знахарь перевёл дух и посмотрел на физиономию другого Ромкиного спутника. Щёку доцента Евсеина украшала не слишком крупная, но приметная бородавка.
– А вот, господин хороший, можем бородавочку вам свести? Один пустяк – сало свиное с солью, сочёк от цветка подорожника жёлтого. Вот и всё! Никакая бородавка не устоит. Только денежки уплатите, а мы уж со всем нашим старанием…
Огорошенный бесцеремонным обращением доцент открыл, было, рот, чтобы ответить нахалу, но Гиляровский, похохатывая, крепко ухватил его за рукав и увлёк прочь. Вдогонку им неслось:
– Очень обидно, ваше степенство, такая к моим словам непочтительность! Могли бы и ответить, не побрезговать, а вы изволите харю от моей личности воротить!..
– Да, это Москва. – отсмеявшись, репортёр полез в карман за платком, высморкался. – Тут за словом в карман не лезут, это вам не чинный Петербург. Нет, но каков гусь, а? Мы ему слово, а он – десять: шестизарядная пустомеля системы Лефоше, а не человек!
– Не понимаю я вашего, Владимир Алексеевич, панибратства с подобной публикой. – сварливо отозвался доцент, высвобождая из лапищи Гиляровского рукав пальто. – Вы, как человек образованный и пишущий, должны понимать, что…
– Это ты, дюша мой, «высокообразованный». – хохотнул Гиляровский. – А нам ку-у-да, всё образование – в юнкерском училище недоучкой, да в цирке, да в бурлацкой артели… Нет уж, ты, братец, народ слушать научись, без этого в нашем, газетном деле невозможно-с! Вот где живое слово, куда там Пушкину с Некрасовым, да и нам, высокомудрым… и он кивнул на мальчишку-газетчика, надрывавшегося на углу:
