– Не скажите, Роман Дмитрич, не скажите! – покачал головой доцент. – отлично понимаю резоны Евгения Петровича. Дело ведь секретное, мало ли мы с вами натерпелись от всяческих проходимцев? Нет уж, лучше по старинке, а то мало ли кто эту телеграмму прочтёт?
Ромка недовольно пожал плечами, но спорить не стал. В словах Евсеина имелись свои резоны. Им обоим была памятна безумная свистопляска, устроенная год назад в Москве стараниями Стрейкера. Ромка самолично принимал участие в лихом рейде со стрельбой по хитровским трущобам. Повторения не хотелось никому – неизвестно, скольких подручных и с какими заданиями оставил бельгиец в Первопрестольной?
Собеседники неторопливо шли по перрону, к зданию вокзала, вдоль вереницы вагонов. Миновали багажный, осаждаемый толпами пассажиров третьего класса и носильщиками; Евсеин, вся поклажа которого состояла в портпледе и небольшом саквояже, здесь не задержался. Вслед за багажным вагоном шёл почтовый. Эти вагоны заметно выделялись своим обликом из остальных, благодаря будке для осмотра пути и характерной треугольной вывеске «Почтовый вагонъ».
Здание вокзала – роскошь николаевского ампира, кирпичная багрово-красная кладка, державное великолепие, резьба, украшения, лепнина – нависало над приезжающими в какой-то сотне шагов. Справа от распахнутых дверей, куда устремлялся основной поток приезжающих, высилось ажурного литья чугунное крыльцо – вокзальный ресторан первого класса. Ромка тронул спутника за локоть.
– Не перекусить ли нам, Вильгельм Евграфыч? Кто знает, сколько придётся мотаться по городу? Дело ваше, как я понимаю, отлагательства не терпит?
Высокая стеклянная дверь беззвучно провернулась, впуская посетителей в зал ресторана Первого класса Николаевского вокзала. Несмотря на то, что только-только прибыл курьерский, везде пустота; огромный буфетный зал – особый мир состоятельных, важных персон, мир людей, свободных от забот тех, кто ездит курьерскими, – чист и тих. Повсюду крахмальная белизна скатертей, вазы, бронзовые канделябры на стенах – имперский стиль самой главной дороги, связывающей старую и новую столицы, не мог не поражать своим великолепием.
Рядом беззвучно возник предупредительный, одетый как парламентарий, официант. Ромка с Евсеиным были препровождены за уютный столик, возле которого тут же материализовался другой служитель с неизменной салфеткой через руку и толстой, в бархате, с бронзовыми уголками, книгой меню.
Евсеин завозился, удобно устраиваясь в кресле, и довольно огляделся по сторонам.
