Голос оборвался. Я выдохнула, словно закончила стремительную гонку по автотрассе. Снова взглянула на календарь. Точно, это третий день со дня гибели Лизы. Вот что это за дата! Похоронили, значит.
Вот теперь я точно проснулась. Такая отвратительная ясность. Постаралась разглядеть то, во что я проснулась. Именно — «во что». Потому что пробуждение выбросило меня из пространства сна в мою квартиру. По неприятному чувству, которое вновь меня охватило, я поняла, что Винни назначил свидание и через полчаса уйдет. Значит, ему сейчас не до разговоров со мной. А мне так нужен человеческий контакт! Поколебавшись, решила все-таки набрать его.
«Привет! — сказала я напряженным голосом, — у тебя телефон уже час как занят». «Я звонил тебе, у тебя тоже занят!» — бодро отозвался он. «А что хотел сказать?» — поинтересовалась я. «Звонил антрепренер, зовет на спектакль в субботу», — все в том же приподнятом настроении сообщил Винни. Подумала, стоит ли выспрашивать Винни о том, что у него происходит? Но так и не решилась. И закончила разговор: «Отлично, целую!»
Повесив трубку, какое-то время сидела, глядя на телефон и прислушиваясь к шагам на лестничной площадке. Я предполагала, что на Винни отрабатываю свой материнский инстинкт и хочу его контролировать. Так, наверное, скажет любой психолог. С другой стороны, почему все, что в прошлом веке называлось «дружеской поддержкой», «неравнодушием», теперь называется «нереализованным материнским инстинктом», «контролем», или, того хуже, — «созависимостью»? Одним словом, является психологической проблемой? Не знаю. Но мне надо было привыкать к особенностям своего положения.
Прошло двое суток, и мне стала являться Лиза, как тень отца являлась Гамлету. Сначала в виде рыжего парика, навязчиво торчащего то тут, то там, — в магазине, на улице, в витринах, в самых странных местах. А потом я поняла, что она зачем-то выбрала меня. Она требовала выйти с ней на связь и когда в очередной раз, находясь на пути от «Маяковки» к «Белорусской», я увидела фигуру в плаще, то ноги сами побежали домой. Вбежав в квартиру, я бросилась к столу.
Взяла лист бумаги, ручку и, настроившись на Лизу, стала писать. «Ты знаешь мое лицо, — писала я под диктовку, — телевизор… обложки журналов… Я — Детка… настоящее имя Лиза Крузова… вспомнила?».
«Ой, ты — Детка?» — вырвалось у меня на вздохе, — но я вовремя остановилась. Восхищение телепоклонницы было теперь совсем не кстати.
