Но я действительно так подумал. И столкнулся опять. Не с ним уже, с другим. На сей раз не устоял… «Ничего страшного», — подумалось мне между прочим. Поднимаясь, однако вспомнил: пора появиться Марине. Успел еще подумать со страхом: придет ли?
В это самое время опять встречный… нет, не тот, не первый. И не другой. Третий уже. Этот бессовестно, нагло сбил меня: со всего разлету обеими руками толкнул в грудь, и с такой силой — я почувствовал, как земля, каток полетели куда-то из-под моих ног.
И началась карусель. Вокруг меня в низкой стойке, в полуприсяде, я бы сказал, кружились волчком, делали петли и зло скалились незнакомые мне конькобежцы-любители. И каждый, будто бы в качестве личной мести, пытался не только толкнуть, сбить с ног и не дать мне подняться, но обязательно еще нанести удар. Кулаком, локтем, ногой. И пол… лед, то есть… он был скользкий, он постоянно уходил из-под меня куда-то, к черту. И, главное, всё это был не сон, я бы хотел, чтобы все это было во сне, но это была явь, какую себе трудно даже представить. Отвратительная картина с ползающим человеком на льду, и этим человеком был я. Едва вставал на одно колено, как меня снова сбивали, только лицо удавалось чудом каким-то уводить в сторону короткими, неожиданными смещениями. Защитные действия мои не были вполне осмысленны, это был инстинкт самосохранения. Так веко себя ведет, оберегая глаз от внезапного поражения, оно само закрывается и, главное, вовремя. Только один раз всего-навсего кольнуло в бровь острое какое-то прикосновение — все остальное срабатывало мимо и только злило моих мучителей, выводило из себя. Но они не давали мне встать. Адская карусель, грязная вакханалия эта длилась, к счастью, недолго. Воспользовавшись оплошностью хулиганов, я наконец встал на ноги.
И было бы это ничуть для меня не лучше, ибо в суматохе я окончательно растерял навыки держаться на льду, только что приобретенные. Но чудо произошло: я вдруг почувствовал под ногами не скользкий лед, а надежную опору. Оказывается, тело бессознательно, само подбиралось к краю катка, меняло неестественное состояние на естественное и прочное, без сожалений меняло лед на снег, где и отыскалась наконец утерянная точка опоры.
Двое кинулись сгоряча вслед за мной. Но я уже стоял к ним лицом. Левой рукой, снизу вверх, выкинул одного из них обратно на лед, и так, что голова и коньки поменялись местами. После такого удара встают как ни в чем не бывало. Другого, того, который обеими руками столкнул меня нагло на лед, я положил с правой руки: уселся он у моих ног будто бы отдохнуть от трудов праведных. Этому досталось хуже. От подобных ударов болит голова и плохо кушается. С неудовлетворенными, голодными глазами остановились невдалеке еще трое, не решаясь повторить подвига отчаянных своих собратьев.
