Неорганизованной ордой окружали мы нашего «Антея», заходили с обоих боков: кому сдать чемодан — с одного, кто налегке — прямым ходом. Внутри у меня не было ни сжатой пружины, ни настораживающего холодка. Несмотря на неотданные крышки, чувствовал я себя вполне удовлетворительно. Исполнил служебный долг, как же. Вставшее солнце на чистом небе, тысячи солнц, отразившихся в каждой капле травы, листьев на дереве, разлитые вокруг серенады птичьего гомона — все это не могло не рождать настроения. Воздух наполнял грудь, по жилам, вместе с животворным потоком, растекалась щемящая радость. Я вглядывался в незнакомых людей, прочитывал на их лицах ту же самую радость и ощущал необъяснимое родство с незнакомой мне дорожной братией. Этакое свободное равенство свободных людей! Будь бы чуточку помузыкальней, я бы насвистывал для моих спутников лучшие да мелодий.
Высокий мостик, на который взошла наконец ожидаемая нами стюардесса, позволил разглядеть нашу бортпроводницу.
Нет, это была не Люся. И не она, не Марина…
Но девушка была хороша. Великолепно сложенная, она, безусловно, сознавала за собой эту силу, и каждый шаг, каждый жест, обычное слово выдавало в ней человека не простой смертной породы. Пассажиры выражали свое почтение стюардессе.
И я перестал глупо и беспечно помахивать своей спутницей авоськой.
— Здравствуйте, — сказал, когда подошла моя очередь.
Приветливо улыбаясь, взглянула она на протянутый билет.
— Пройдите вперед, — попросила вежливо.
Рядом со мной устроился старик в очках с толстыми стеклами в роговой оправе. Сразу же, едва сел, развернул позавчерашнюю газету.
Пока тихо вздрагивало и покачивалось подо мной сиденье от ступающих на борт пассажиров, я прислушивался к ее голосу.
Побежала назад земля, стартовая дорожка окончена. Летим. Парим над сверкающими пирамидками, похожими на речные бакены.
Как-то я пытался разыскать границу между бывшим своим положением учителя и теперешним — директора училища. По мере ответственности, я бы сказал, огромная разница, а — нет, не нашел.
Вспомни-ка, сопоставь.
Хотя влияние спорта человек на себе испытывает всю жизнь, век спортсмена, однако, короток. Боксеру, например, нужна только первая молодость. Помню, спорт я оставил, когда получил диплом вуза.
Вспомнились собственные синяки и шишки, получаемые и в училище, и за его пределами. Особенно — в потасовках с Собачьей горой…
В нас-то, в форменном обмундировании-то, легко было опознать жеушников, ну, а мы, в свою очередь, злой интуицией разыскивали своих кровных врагов. Огольцов с Собачьей Горы. Доведенные взаимным преследованием до точки кипения, мы регулярно, не реже одного раза в месяц, сходились на массовые побоища, выбирая для этого самые неожиданные места, и хотя ни ножей, ни кастетов по молчаливому согласию с обеих сторон никогда в ход не пускали, все же редко обходились без следов и отметин. С той и с другой стороны были свои вожаки. Как правило, это были истинные вожаки и, по многим признакам, порядочные люди. И никто из сих избранных не был прохвостом. Уходя из жеухи, скипетр вожачества они передавали в надежные руки преемников и торжественно наказывали «не посрамить чести». Величайшим срамом была бы выдача училищным «властям», в том числе родному мастеру, своих вожаков. В истории жеухи, слава богу, не было ни одного случая подобного злодеяния. Но и милиция с ног сбилась, разыскивая именно вожаков, потому что именно на них и держалась пресловутая традиция вражды с Собачьей горой. С беседами в железнодорожное училище приходили от лейтенанта милиции до полковника, на пути между училищем и Собачьей горой дежурил милиционер. Но даже и вообразить себе невозможно было такое препятствие, которое могло бы помешать кровным врагам сойтись в честной драке. Обладавшие абсолютной и безусловной властью в деле подъема жеушников на ратные подвиги, вожаки под настроение доверительно сообщали, что история борьбы с Собачкой началась не теперь: еще с 1940 года, с создания Государственной системы трудовых резервов и самой жеухи. В войну борьба эта поутихла, остались одни воспоминания о былых раздорах, потому что и с Собачки, и из жеухи многие ушли на фронт. У жеушников, к тому же, был свой фронт: обслуживали железную дорогу. Зато спустя два-три года после войны с новой силой вспыхнули старые отношения и, возможно, для того, чтобы уж никогда не погаснуть. Вожаки клялись воздать за обиды. И эта их клятва была законом для всех и каждого.
