— Надеюсь, вы не считаете, что нам, нефтеречинцам, пришла в голову пустая блажь? — членораздельно проговорил он каждое слово.
— Вы правы. Я так не считаю. Потому я и приехал, чтобы на месте установить, можно ли открывать училище прямо сейчас, немедленно. Чтобы после моего визита можно было давать объявление о приеме учащихся. Или теперь же взяться за неотложные дела, без которых училища не открываются.
— Можно! Нужно! Сейчас прямо, немедленно! Я третий месяц долблю это каждому, от кого зависит открытие профессионального училища. — Балтин заскрипел стулом, вышел из-за стола, крепко сложенный, высокий, выше меня, начал выхаживать по кабинету крупным шагом. Казалось, вот-вот чертыхнется, оттого что простые истины до иных людей не доходят.
— Ведь был же от вас человек. К тому же, насколько я понял, он был ответственным лицом. Почему, зачем понадобилось еще кого-то посылать в разведку, дополнительно? А? Это я вас спрашиваю, Юрий Иванович!
Как будто собственное желание привело меня в этот город! Но что мне ему отвечать? Ведь в переводе на житейский язык его слова означают: на кой черт ты сюда, дорогой товарищ, приперся? Откровенность, прямо скажем, завидная. Да — нечего делать — надо и отвечать.
— Конечно, я не затем приехал, чтобы свидетельствовать одно почтение. К тому же, вопрос об открытии училища… Вам известно, что не я его загнал в тупик.
Какой-то не такой получается разговор. Крепость лбов, что ли, испытываем? А кому они нужны, наши крепкие лбы, если решили договориться всерьез?
— Так, что же, я у вас, у профтехобразования, милости прошу, что ли?! Нет, вы подумайте, как глубоки корни нашей бюрократии, если и вы…
Я не прерывал, я выслушал его жаркую тираду. Хоть сам я не желаю походить ни на одного бюрократа, все же правда в словах Балтина о бюрократии задевала меня за живое. Что ни говори, приехал-то я с определенным уже намерением — помешать, не допустить открытия, поскольку условия мне известны: бараки. Балтин умный человек, он не мог не заметить, что приехал я с уже готовым мнением. Может, мне не с того надо было все начинать? Скажем, с выяснения обстоятельств, с объяснений: почему бараки? Да стать при этом выше ведомственных интересов? Кто знает границу, где кончаются справедливые требования и начинаются одни рогатки с препонами? Я не встал вместе с Балтиным, как, возможно, требовала психология, я сидел в кресле перед его столом и опирался для удобства о подлокотники. Словно сжатая пружина внутри держала всего меня в напряжении. Все-таки есть в его словах, в тоне голоса, во внешнем облике что-то такое, что делает неудобным мое положение. Оба мы решаем государственную задачу, но отчего же мое положение неудобно, а его — удобно? Нет, надо говорить обстоятельно.
