Чуть помедлив, они придвинулись к столу. Пахарев сказал:
— Упрашивать нас не стоит, аппетит после суточной голодовки превосходный.
Разгладив усы, он стал тщательно прожевывать хлеб, намазанный слегка маслом.
Горнов ел, сосредоточенно глядя в одну точку, на столе; ему в голову пришла мысль, которая его сразу захватила, и он старался все пообстоятельнее обдумать и взвесить. Наконец ему стало невтерпеж; отложив в сторону вилку, он повернулся к Антонине Петровне.
— Антонина Петровна… скажите, а что вы намерены делать дальше?
Она, смущенная неожиданностью его слов, молча смотрела на него, еще не вполне понимая, зачем он это говорит и что хочет сказать. Пожала плечами:
— Не знаю…
— Что если бы вам предложили вернуться в дом мужа… если, конечно, вы согласны. Вы видите, что происходит. Дорог каждый человек, который хоть чем-нибудь может помочь. Антонина Петровна…
Женщина подняла на него глаза. Она уже поняла и содрогнулась. Несколько мгновений Горнов выдерживал ее смятенный взгляд, затем она опустила глаза и глухо сказала:
— Ведь страшно — ненавидеть и притворяться… быть рядом. Вы же понимаете — люди же вы.
Все молчали, всем было не по себе, и Горнов уже жалел, что затеял этот разговор. Он торопливо обдумывал, как бы отказаться от своего предложения, но в это время Антонина Петровна подняла голову; она приняла решение.
— Я согласна. Бургомистр отремонтирует дом, я вернусь. Так мне будет легче… Только ради бога, не глядите на меня так и не отговаривайте. Я не хочу жалости… Я… согласна.
Пахарев стал закуривать и, слегка припалив ус, выругался. Он смотрел на седеющую женщину, и перед ним возникала картина ночи с одинокой фигурой человека, упорно бредущего на восток. Трудно, по-разному приходят люди к единственной в жизни правде, очень трудно. Но как же она велика, как непреодолимо влечет к себе, если ради нее бросает человек все, к чему с самого детства привычен, и идет навстречу неизвестности, может статься, навстречу гибели.
Долго в эту ночь длился в домике Иванкиных разговор о жизни и смерти, о долге и обязанностях человека.
А над городом плыла ночь.
1
С усилием открыв глаза, Зеленцов долго не мог вспомнить, где он находится и что с ним случилось. Над ним висело серенькое мокрое небо. Он приподнялся, но, сколько ни осматривался, память упорно отказывалась признавать усеянное трупами поле, словно сюда его перенесли во время глубокого сна.
Стояла удивительная тишина: ни шороха, ни звука.
