Глубокие раны | страница 63
Когда эсэсовцы и полицейский ушли, Сергей оделся, вышел из-за перегородки и открыл люк в подвальчик.
— Выходите, ушли.
— Это ты, Сережа? — послышался голос Горнова. — Выйди сначала во двор, проследи. Заметишь что-нибудь подозрительное — стукни в окно.
Антонина Петровна, сидя на кушетке, с чувством радости и страха смотрела на Горнова. Она только теперь полностью пришла в себя.
Опустив люк на место и прикрыв его половичком, Горнов повернулся к хозяйке.
— Спасибо, Дуся.
— Ну что вы, Петр Андреевич…
Горнов пожал ей руку и подошел к Антонине Петровне. Она встала ему навстречу.
— Благодарю вас…
— Антонина Петровна, — подсказала хозяйка.
— Благодарю вас, Антонина Петровна. Мы все слышали… — он обеими руками пожал руку женщины. — Поверьте, от чистого сердца.
На глазах у нее показались слезы, но она, собрав все силы, сдержалась. Шевельнулось что-то в одинокой измученной душе, что-то радостное, какая-то надежда… Она ведь хорошо знала, кто стоит перед нею, кто благодарит ее.
Пахарев, внимательно наблюдавший за лицом женщины, бережно тронул ее за локоть.
— Успокойтесь. Не надо волноваться. Зачем вы так? Все идет хорошо, все будет, поверьте, хорошо. Успокойтесь, не надо.
Она сквозь слезы измученно улыбнулась.
— Я не волнуюсь… совсем нет.
Но волнение ее было так велико и так всем ясно, что стало неловко. Горнов мягко и настойчиво сказал:
— Успокойтесь же, успокойтесь. На вас глядя, прямо-таки самому можно расстроиться. Ну что вы в самом деле? Нельзя ведь так. Беречь себя надо, еще сколько жить-то нам! Ведь и дети, поди, есть?
Взяв ее за плечи, он заставил ее сесть на стул и, придвинув второй, сел напротив.
— Был, — сказала Антонина Петровна, думая о последних словах Горнова.
— Был? Как это — был?
— Был и ушел. На четвертый день после прихода немцев.
Переглянувшись с Пахаревым, Горнов спросил:
— Вы знаете, куда?
Антонина Петровна, подавляя последние вспышки волнения, ответила:
— Написал в записке, что к фронту, к своим. Да вот, прочтите.
Она достала записку Виктора и подала ее Горнову. Тот, морща высокий лоб с глубокими залысинами, прочел и протянул Пахареву.
Когда прочитал Пахарев и вернул записку Антонине Петровне, все долго молчали. Наконец Горнов, глядя в стену перед собой, негромко сказал:
— У вас хороший сын, Антонина Петровна. Вы сказали, что он у вас был. Он у вас есть.
Евдокия Ларионовна, между тем, успела кое-что приготовить и пригласила нежданных гостей к столу.
— Товарищи, садитесь… Петр Андреевич. Покушайте. Чем богата, тем и рада. Садитесь.