— …говоришь, все равно на каком судне плавать? все капитаны, говоришь, одинаковые? Ерунду ты городишь, милый мой! — горячился рыжий щуплый матрос Горохов, устремив язвительный взгляд на пожилого спокойного Максимыча, лежавшего на нижней койке. — А знаешь почему? — наседал Горохов. — Потому что тебе все равно. Потому что кожа у тебя слоновья, потому что тебя ничем не проймешь. Потому что всегда ты плавал на тихоходах, как ты сам. Недаром тебя Сомов прозвал — «тихий ход»… А ты даже не обижаешься. Тебя даже несправедливо выругают — ты все равно не обижаешься. Ты человек без самолюбия, и куда ты его подевал?
— А ты, Вася? ты с самолюбием?
— А как же! Я все ж на «Ладожце» плавал… Я жизни настоящей посмотрел… Это ж пароход — не вашей задрипанной «Оке» чета… Да и я там не в худших числился, в газете про меня печатали, три месяца на почетной доске висел…
— Отвиселся! — свешиваясь с верхней койки, тоскливо пропела кудрявая черная голова с озорными глазами.
— А ты молчал бы, Вертинский. Я ведь не похвастать говорю, я к тому, что настоящую морскую жизнь видел…
— То-то тебя и выперли с «Ладожца», — не унимался Вертинский.
— Выперли… А зря и выперли, — отмахнулся Горохов.
— Пить надо меньше, Вася, — отечески посоветовал Максимыч.
— Да не в том дело, — буркнул Горохов.
— Ну как не в том? В то-ом. Кишка-то у тебя тонка… Ты прошлый раз в Виндаве в милицию загремел — и не Николай бы Степанович, чистить бы тебе общественные гальюны в Виндаве… Молодой, а до водки сам не свой. Будто алкоголик со стажем…
— Соображай, чего городишь!
— А я и соображаю. Я всяких видал, и со стажем, и без стажа. Я очень даже соображаю. Это сейчас ты еще держишься, значит, думаешь вернуться на «Ладожец». А вот через рейс-два, когда поймешь, что тебе дороги назад нету — все твое безобразие наружу и вылезет. И оставим мы тебя где-нибудь в новороссийской милиции, а вещички вышлем по почте из Архангельска. Не ты первый, не ты последний. Вот тебе мое соображение…
— Не каркай… — отмахнулся Горохов.
— Ты не отлаивайся, Вася. Тут — во! — как нужно себя соблюдать — во! в кулак зажаться, и ни-ни. Чтоб и не оглядываться на витрину.
— Все равно уйду, — настойчиво повторил Горохов. — Не нравится мне у вас. На «Ладожец» не возьмут — на другое судно уйду. Худо на вашей «Оке». И капитан у вас зверь. Замкнулся наверху, сидит, дичает, вот-вот загрызет кого-нибудь со скуки.
— Тебе-то Сомов чем не по душе? — не выдержал Вертинский и опять свесился с верхней койки. — Вроде бы нашли общий язык, а? Старшим рулевым тебя определил, так дело пойдет, скоро и в старпомы назначит, а, Вася?
