Некоторое время для Николая Степановича оставалось загадкой, почему никогда никто не упрекнул кочегаров, ну хотя бы в нетоварищеском отношении — ведь можно бы иногда помочь палубной команде, ведь действительно в порту хлопот полон рот… Николай Степанович решил поправить положение и сам хотел выступить с таким предложением — о товарищеской взаимопомощи. Предварительно он все-таки спросил мнение боцмана. И хорошо, что спросил.
— Был у нас такой спор, Николай Степанович, был, года с три назад, — боцман вздохнул. — Я его и затеял. А чего, говорю, аристократы? чего вы со своей лопатой носитесь? Вот я на спор отстою подряд две вахты в кочегарке, а потом еще чечетку буду бить полчаса. Заложились мы, на пять бутылок коньяку, пять звездочек. — Боцман усмехнулся. — Хорошо еще, не на десять… Пять часов я молотил как бог, а потом кровь носом пошла. Прямо — хлынула, можно сказать. — Боцман опять вздохнул. — Выпили они мой коньяк, а мне дали пробку понюхать: береги, говорят, сосуды в носу… Так что, Николай Степаныч, лучше этот разговор не подымать. Они свое дело делают, мы свое, так-то лучше…
Знаменский никогда не поверил бы, если бы не сам боцман рассказывал эту историю. Боцман на «Оке» отличался завидным здоровьем и силой. Ни один кочегар не мог вырвать штангу такого веса, как боцман. Никто не мог побороть боцмана, и, когда «палуба» тянула канат с «машиной», — казалось, что именно боцман приносит «палубе» победу, — такой он основательный, незыблемый мужик.
Потом Николай Степанович специально интересовался, сколько тонн угля за вахту перебрасывает кочегар в топку тяжелой совковой лопатой, — и тогда только окончательно поверил: аристократия на «Оке» сугубо рабочего происхождения…
К счастью для палубной команды, в порту случались и непредвиденные задержки, иногда груз не требовал тщательной подготовки трюмов. Бывали редкие стоянки, когда порт заботливо организовывал специальные подменные бригады матросов. В таких случаях и палубная команда гуляла день или два на берегу, сбрасывая с себя усталость от плавания.
Но как бы благоприятно ни складывалась стоянка судна в советском порту для команды, капитану и штурманам редко представлялась возможность по-настоящему отдохнуть на берегу перед новым рейсом. Особенно трудно им доставалось с приходом «Оки» в порт приписки. Николай Степанович и раньше слышал от штурманов загадочные фазы вроде «не дай бог», но понял — что именно «не дай», только когда сам стал всему свидетелем: после полугодового плавания «Ока» прибывала, наконец, в свой родной порт.
