— Вы хотите знать, почему я этого не делаю, или вас интересует мое мнение, почему не бросают плавать другие капитаны? — напирал и накалялся Сомов.
— Я полагаю, оба эти вопроса нетрудно объединить, — спокойно возразил Николай Степанович.
— Вы полагаете, — буркнул капитан, немного успокаиваясь. — Ладно, давайте объединим… раз вы полагаете… Вопрос прост для обсуждения и чрезвычайно сложен в жизни. Во-первых, к вашему сведению, для большинства капитанов, даже для тех, которые давно раскаялись в выборе профессии, так называемое суровое море стало, ну если не родным, то во всяком случае понятным и привычным, как старая жена, которую уже давно не любишь, но и бросить не бросишь, потому что привык, да и сам никому не нужен, кроме нее. За точность сравнения не ручаюсь, но, думаю, это где-то близко… Во-вторых, капитаны, как ни крути, люди по меньшей мере сознательные. Уважающий себя капитан знает, что он дорогостоящий специалист, в буквальном, переносном и каком хотите смысле…
Николай Степанович хотел что-то сказать или спросить, но Сомов предупредительно повысил голос:
— Подождите говорить «я полагаю», сейчас я поясню подробней, что такое капитан. Может, это и хорошо, что наше знакомство начинается с такого именно разговора: вы еще человек сугубо сухопутный, и вам безусловно полезно знать специфику капитанской профессии. От этой печки легче танцевать и точнее поймешь соотношение людей на торговом судне. Так вот, специфика капитанской профессии такова, что обладание самыми совершенными теоретическими знаниями в судовождении само по себе еще не дает человеку ни права, ни практической возможности командовать судном. В нашем деле теория приобретает смысл только в сочетании с опытом. Короче, дипломированный штурман, окончивший высшую мореходку с отличием, до предела насыщен теорией морского дела. Я по сравнению с ним почти ничего не знаю. Но попробуйте такого теоретика назначить на судно капитаном… Он вам накапитанит! Даже если ему повезет и он преодолеет трудности плавания между портами, то непременно утопит судно в узкости на подходе к порту или разворотит причал при первой же швартовке…
Александр Александрович покосился в сторону Знаменского и, увидя на его лице живую заинтересованность, продолжал, увлекаясь понемногу и сам:
— Но, предположим, мир не без чудес — и наш условный капитан без аварий добрался до капиталистического порта. На берег подается трап — и к нашему условному капитану в каюту вваливается человек двадцать так называемых представителей. Среди них полицейские, таможенники, судовые агенты, шипчандлеры, санитарные врачи и прочая и прочая. Публика эта умеренно-вежлива, но ухо с ней держи востро, — все они готовы любым способом вырвать у вас доллары, фунты, гульдены, франки, марки, — а способов добыть деньги из капитана-растяпы в двадцать раз больше, чем самих представителей. И не будем забывать, что вся эта публика приторно-предупредительна и предельно аккуратна. И вся — или почти вся — она настроена против тебя, против твоего экипажа, против твоего судна и против твоего флага. А наш условный капитан — бьюсь об заклад — через минуту раскиснет от зарубежной предупредительности, от хорошо тренированных улыбок и условной готовности услужить. Раскиснет — и будет платить где нужно и не нужно, и переплатит втрое…
