— На «Оке»! Что вы делаете? Ведь я не разрешал вам приближаться! Вы заставляете меня работать машиной. Я рискую порвать швартовы и повредить бедствующее судно. Немедленно отходите!
— Я швартуюсь к левому борту немца, — решительно заявил Сомов.
— Не смейте швартоваться! Вы своими действиями утопите «Везер». У него слабый корпус, зажатый с двух бортов тяжелыми судами на волне «Везер» будет раздавлен!.. Неужели вы не понимаете? Немедленно отходите! Когда потребуется ваша помощь, я вас позову.
Расстояние между судами начало увеличиваться. «Ладожец» тихо отводил немца из зоны опасного соседства.
Сомов, так решительно да еще публично поставленный на место, полный негодования, бросил микрофон и решительно подошел к машинному телеграфу.
«Ну, так я ошвартуюсь без твоего разрешения!» — со злостью подумал он и взялся было за рукоятку телеграфа.
Но секунды шли, а капитан стоял неподвижно и не давал команды в машину. «Ока» потеряла инерцию движения вперед, огоньки «Ладожца» по носу стали тускнеть и сближаться между собой от нарастающего расстояния.
Александр Александрович стоял неподвижно, словно окаменев от тяжелых размышлений. В нем кипела буря обиды и возмущения. Он понимал, что план его лопнул так неожиданно и глупо.
После предупреждения капитана Шубина он уже не смел подойти к немцу. Малейший просчет в маневрировании, асинхронность качания судов на волне действительно могли погубить немца. Ну, а это означало тяжелую ответственность и солидные неприятности — прежде всего в его, Сомова, адрес.
Черт бы побрал этого Шубина!
Теперь его, сомовский, авторитет безукоризненного судоводителя публично оплеван. Всей команде ясно, что он был на грани совершения грубой капитанской ошибки. Ошибку предотвратил Шубин, мальчишка и карьерист. Конечно, дело не в корпусе «Везера», а в том, что Шубин не хочет делиться заслугами в спасении немца.
— Ну и бес с ним! Кто ж знал, что у него корпус слабый, — сказал, наконец, Сомов, чтобы как-то вслух оправдаться. — Старпом! Оставайтесь на мостике! Скажете, если с «Ладожца» поступят новые сообщения.
Александр Александрович спустился к себе в каюту, не зажигая света, открыл иллюминатор, сел на край письменного стола. В ночи отчетливо мигали огоньки «Ладожца».
Если бы человеческий глаз мог причинять разрушения, «Ладожец» рисковал уйти под воду в виде жалких обломков. В эту минуту Александр Александрович ненавидел все, что имело отношение к капитану Шубину. Однако гиперболоид капитана Сомова был пока безвреден. И на «Ладожце» все обстояло как нельзя лучше: первая фаза спасательных операций подходила к концу, пожар был ликвидирован.
