— Ясно. Разрешите идти?
— Идите.
Николай Степанович повернулся к двери, но ему помешал выйти из рубки радист.
— Ответ с «Ладожца», Александр Александрович… — доложил он, протягивая от двери радиограмму.
— Постойте, — сказал Сомов помполиту, молча пробежал глазами сообщение «Ладожца», снова склонился над картой. — А, черт возьми, «Ладожец» в двадцати семи милях от немца. Он подойдет на целый час раньше нас. И уж тут едва ли потребуется наша помощь…
Ни по содержанию последних фраз, ни по интонации Николай Степанович не мог определить — рад или разочарован капитан.
Сомов задумчиво поскреб затылок.
— Ну, хорошо! Дальше увидим, как сложится… А сейчас подготовка к оказанию помощи не отменяется. Рулевой, сколько на курсе?
…Через час на горизонте возникло пятнышко освещенного заревом низкого облака. Еще через полчаса зарево расширилось во всех направлениях, и временами из-под черты горизонта вырывались языки пламени. Вся команда «Оки» собралась на ботдеке.
— Горят фрицы, — беспечно заметил Горохов.
— Дурак набитый, — тихо ответил Максимыч. — Молчал бы, если сказать нечего… Не фрицы горят — люди горят. Моряки горят, такие же, как мы с тобой…
Горохов смолчал, не огрызнулся, как обычно. Действительно, не то сморозил. Не салют ведь, не фейерверк — люди горят…
Зарево между тем поднялось над горизонтом, с каждой минутой становясь ярче и отчетливей. По волнам поскакала огненная дорожка отраженного пламени.
К зареву подползали тусклые светлячки огоньков, какая-то черная тень заслонила пожар. На фоне трепетного, пульсирующего света четко возникли очертания отдаленного судна.
— «Ладожец» подошел к немцу, — проговорил старпом. — Мы доползем к ним минут через сорок…
— «Ладожец»? — повторил тихо Горохов. — «Ладожец»…
Огонь вспыхнул, заклубился, потянулся вверх, принимая грандиозные размеры, а затем начал тускнеть, увядать, садиться, словно опадать в точку, из которой возник.
— Гляди-ко, ловко как, — сказал Максимыч. — Сразу открытое пламя сбил…
— А почему мы остановились, Игорь Петрович? — спросил из темноты чей-то звенящий от тревоги голос, кажется Вертинского.
Старпом метнулся к поручням, перегнулся за борт. Вода лениво тянулась от носа к корме.
— Да, идем малым ходом, — удивился старпом. — Николай Степанович, — отыскал он взглядом приземистую фигуру помполита, взял его под руку, отвел в сторону. — Мы идем малым ходом, вам следовало бы спуститься в машину.
— Я только что оттуда. Перегрелся головной подшипник. Говорят, не рассчитали возможностей машины, зря дали форсированный ход. Минут двадцать можно работать только на малых оборотах…
