Александр Александрович, как и многие капитаны его поколения, довольно крепко пил и безрассудно прожил первую половину своей жизни. Безрассудно — по отношению к своему здоровью.
И — преждевременно состарился. Уяснив, что молодость уже позади и мальчишеские нормы поведения несовместимы с расшатанным здоровьем, Сомов резко изменил свое отношение к жизненным удовольствиям: бросил пить и скучно, почти аскетически разменивал день за днем, осторожно растрачивая остатки сил из старческих резервов. Он попытался освоить радости интеллектуального плана — любил теперь пофилософствовать.
Одновременно Александр Александрович доверчиво глотал шарлатанские пилюли всех аптек мира, якобы ограждавшие старца от постарения, а больного — от развития болезней. Тайком он почитывал медицинские брошюры, дополняя их собственными умозаключениями. И выработал, как будто, некую систему бытового аскетизма личного авторства. Эта система, в частности, исключала употребление спиртного. И — будем справедливы — Александр Александрович туго держал узду житейских соблазнов.
— Я не пью, — с достоинством заявлял он в любой компании, и это заявление не требовало никаких оговорок: он действительно не пил. Печень не позволяла. Однако о печени Александр Александрович никогда не распространялся вслух.
Но иногда — очень, очень редко — происходили срывы. Он напивался в одиночку и страшно мучился потом. Такой срыв произошел с ним и в Гулле. Но на этот раз, Сомов был убежден, его падение носило, так сказать, заразный характер. Он, без всякого сомнения, заразился от этого Горохова, который пил водку с такой самозабвенной жадностью. У этого рыжего просто инфекционная жажда… Он и заразил меня. С таким смаком хлопнуть полтора стакана… м-м-м-да-а…
С этой мыслью Сомов проснулся утром, за несколько часов до отхода судна. Он встал не сразу. Полежал, подумал. Конечно, этот рыжий, как ни крути, спас положение. Неожиданно для него, капитана, для лоцмана — для всех неожиданно. Отдать якоря раньше команды с мостика… м-да… такое бывает раз в сто лет. Но — бывает. Случается. Человек, увы, не всесилен. Даже ему, капитану Сомову, не удалось вчера, при швартовке, избежать секундной растерянности. Что ж, бывает… Боцман, конечно, молодец, — стоял и ждал. Это прекрасная выучка — стоять и ждать команды в самом безысходном положении. Дисциплинированный болван! — с запоздалой злостью подумал о боцмане Александр Александрович. Надо все же немного соображать и своей головой… Иногда это не вредит делу… Если бы якоря отдал боцман — это могло бы выглядеть естественно. Как предварительная договоренность. А тут… матрос… бросается к брашпилю… отталкивает боцмана… Тьфу, бардак, прости господи… Конечно, матрос проявил настоящую выучку, показал точный глазомер и правильное понимание ситуации… Лоцман не зря впал в телячий восторг, матрос на «Оке» — стало быть, выученик капитана… Дал ему водки. А теперь сам не рад, заразился. И день себе испортил. С другой стороны, этого рыжего никак иначе и отметить нельзя: официальный приказ о таком событии только поставил бы под сомнение его, капитанское, умение швартоваться безаварийно…
