— А вас за что можно хвалить? — спросил я.
— Меня? — Саша как бы очнулась. Не знаю. Ну хотя бы за то, что я умею шить.
— А вы правда умеете?
— Конечно. Вот видишь на мне костюм. Это я сшила уже здесь. Специально для выхода на ипподром. Знаешь, сколько он мне стоил? Двенадцать рублей. Ну как?
Демонстрируя костюм, она покрутилась по кухне.
— По-моему, здорово. А вот я не умею шить. Эти брюки, что на мне, я национализировал у Кости. Пришлось в поясе немного ушить. И вот что получилось.
— Ну-ка я посмотрю. Да, — сказала Саша, — шито белыми нитками во всех смыслах этого слова. А материал хороший. Ничего, вот я попрошу у Васиной мамы машинку, приду к вам, и мы соорудим такие брюки!.. А как ты думаешь, если б я носила брюки, мне было бы хорошо?
— Не знаю, — сказал я, — по-моему, девушка в брюках не может написать диссертацию. Но если вы…
— Называй меня на «ты», — сказала Саша, — а то я чувствую себя совсем старухой.
— Ладно, со временем.
— Нет, ты начинай прямо сейчас, сразу.
Мне стало смешно.
— Эй, ты! — сказал я.
— Ну вот, уже лучше. Молодец! — Саша взяла меня под руку, и мы пошли в большую комнату.
Раздался звонок.
Папа пошел в коридор и вернулся в комнату с бородатым.
У бородатого в руках была огромная авоська.
— Здравствуйте в вашем доме, — сказал он, оглядываясь. — Знатно, знатно живете. Вода течет, и батарейка печет. Был чай, да сплыл? Опоздал я, наверное?
— Как раз вовремя, — сказал папа, — проходите. А это что? — Он указал на авоську.
— Есть тут всякие чудеса. Вот вам колбаса, наполовину копченая, наполовину моченая. Батон свежий взял. Печенье сливочное. Ну и пива, конечным делом. Пьете небось?
— Еще бы! — сказал Костя.
— Любишь пивко?
— Уважаю.
— Ну, значит, ты мне друг, — сказал бородатый, — Извините, конечно, что я шум-крик понаделал. Удача у меня сегодня.
— Ну ладно, — сказал Костя. — Если все есть, то я быстренько сбегаю — торт возьму.
— А ты плюнь, — сказал бородатый. — Можно и торт, да на кой черт? Мужикам сладкое во вред, а барышню я уговорю.
— Меня и уговаривать не надо, — сказала Саша, — я сливочное печенье даже больше люблю.
— Вот это человек. Вот это я понимаю. Я не помешал, а? Нет? Ну и славно, ну и хорошо. Где у вас чаек — жидкий кипяток? Я сам заварю. Я по напиткам — всегда с прибытком. Иди, иди покажи, где тут что.
Он сам пошел на кухню и стал хозяйничать. Сперва мне было противно, что он так суетится, а потом я привык. Хотя он везде совал свой нос и говорил громко, как глухой, меня это почему-то не раздражало.
