Стояла морозная ночь, выпал Снежок. Рядом с Аргуновым шел, глубоко засунув руки в карманы, присланный из Главка инженер. Было тихо. Ни одна щелка оконных ставней не светилась. Инженер иногда прикладывал ладонь к озябшему носу, к щекам, отдувался.
— Холодновато сегодня, — говорил он.
— Да… Вот и моя квартира, сейчас отогреемся.
Аргунов легко постучал в окно. Жена не спала. Дверь скрипнула, в сенях щелкнула за ложка.
— Ну, вот мы и в тепле, — пропуская в дверь инженера, проговорил Аргунов, — прошу, раздевайтесь.
Инженер снял пальто, повесил на вешалку и стал энергично потирать озябшие ладони.
— Знакомьтесь, это моя жена Анастасия Семеновна.
Инженер назвал себя Михаилом Александровичем Коточковым.
— Проходите, Михаил Александрович, в столовую, здесь быстрее отогреетесь, — пригласил Аргунов.
Инженер сегодня прибыл с вечерним поездом в Аларск в распоряжение начальника экспедиции.
Аргунов прошел к двери своего кабинета.
— Я думаю, Михаил Александрович, вам не стоит искать квартиру на каких-то пять-шесть дней. Если вас устраивает мой кабинет, то занимайте его. Мы вам перенесем вот эту кушетку, и вы можете свободно располагаться.
— Если я вас не стесню, Николай Федорович, — немного смущаясь, проговорил Коточков, — то я с удовольствием.
— Чего там, какое тут стеснение.
Аргунов только сейчас хорошо рассмотрел уже немолодое лицо инженера с глубокими морщинами в углах глаз, густые брови и реденькие волосы на голове. Ему можно было дать лет сорок пять. Лицо его было не загорелое, не обветренное. Руки были нежны. Он стоял возле этажерки, разглядывая книги.
В сенную дверь постучали.
— Кто бы это мог быть так поздно? — удивленно проговорила Анастасия Семеновна, поставила тарелки на стол и пошла открывать двери.
В квартиру тяжело ввалился широкоплечий человек с котомкой за плечами, в плисовых приискательских шароварах, в коротком ватнике. В коридоре было темно. Гость снял шапку, ударил ею о голенище ичига, сшибая снег, и медленно, усталыми движениями стал освобождать плечи от лямок котомки.
— А, Романыч! Ну, здравствуй. Раздевайся, проходи, — приветствовал его Аргунов, — да дай я тебе помогу снять котомку.
Романыч распоясал кушак, разделся, все аккуратно сложил в угол и стал земно кланяться Анастасии Семеновне.
— Вам низкий поклон и наилучшее пожелание, и добра много, и здоровья от всей братии таежной.
— Да будет тебе, Романыч, все шутишь, ведь устал и так, наверное, с дороги, проходи, садись.
Романыч прошел, тяжело стукая мерзлыми ичигами о линолеум.
