Но детвянец в этот момент вдруг сорвался с места и ринулся в кусты с таким видом, будто увидел там что-то. Парень был очень смешон: в правой руке недочищенная картофелина, прижатая к импровизированному ножу, сам согнут в три погибели.
Он! Конечно, это он!
— Шробар! — вскрикнула Иланка.
Тот бросил картофелину и бежал теперь, уже не пригибаясь.
— Стреляйте! Это Шробар! Тот самый!
Иланка кинулась за ним в погоню.
Иржи Шробар присел, словно споткнулся. И вдруг, развернувшись, изо всей силы метнул кинжал, которым только что чистил картошку. Девушка не успела уклониться — нож на все лезвие вошел ей под ложечку. Без звука она упала навзничь.
Однако и Шробару встать не удалось: Николай прострелил ему обе ноги. Этот человек нужен был партизанам живым.
Но в тот момент, когда Прибура подбежал совсем близко, Шробар, заложив руку в широкую «детвянскую» штанину, выстрелил дважды, не доставая пистолета. Схватившись левой рукой за голову, которая сразу облилась кровью, Прибура рухнул на землю.
Иржи Шробара взяли живым. Кто-то привел и его спутницу, которая оказалась просто-напросто безусым пареньком, немцем.
Когда на крики и стрельбу прибежали командир с комиссаром, возле убитых, беспомощно опустив руки, стоял врач.
На сочной зеленой траве, на самом крутом склоне голи, лежали — чуть повыше Иланка Кишидаева, чуть пониже Николай Прибура.
И кровь их смешивалась в одну струйку…
На допросе Шробар упрямо твердил, что давно хотел перейти к партизанам, но знал: его, как гардиста, не примут. Поэтому решил схитрить. Надеялся сначала проявить себя, а уж потом открыться.
Начальник штаба делал вид, что верит этой версии, а сам ждал прихода партизана, которому поручил обыскать все вокруг кухни.
Наконец тот принес кулек с целым набором ядов и для горячей и для холодной пищи. Кулек был найден в земле под кучей картофельной шелухи, там, где сидел «детвянец».
Спасая свою шкуру, Шробар тут же признался, что во все крупные отряды партизан посланы такие люди, как он, с точно таким же заданием.
В один из отрядов, еще не имевших рации, страшное предупреждение пришло слишком поздно. Там сорок словацких партизан были отравлены ядом, всыпанным в кофе. Случайно остались живыми командир и три бойца, которые, будучи русскими, не любили «чарну кавичку» — пили всегда только чай.
Николая Прибуру и Иланку Кишидаеву похоронили на том месте, где они погибли, спасая других.
