— А вы не стращайте, — не сдавался Денис. — Покусает — отвечать будете! Культармейцы мы. Из комсомольского горкома!
Несколько секунд длилось тяжелое молчание, и только пес продолжал лезть из кожи, выслуживаясь перед незримо присутствующим хозяином.
— Ладно, идите, что ль, — недовольно проворчал голос. — Сейчас кобеля уберу только.
Из темноты выплыла белая сгорбленная фигура, заполоскала на холодном ветру рукавами, увела пса. Затем опять приблизилась к Денису, сверху вниз бесцеремонно вгляделась в него, продрогшего до костей в мокром ватнике.
— Ты, что ли, комсомолия?
— Я, дедушка. — Денис разглядел в ночи старческое лицо хозяина, иссеченное глубокими морщинами. — Оля! — позвал он Маркову. — Иди, хозяева допускают!
И они снова очутились в тепле и свете. У большой русской печи возилась с ухватами и чугунками старуха. Держась за ее подол, другую ручонку запустив в рот, глазел на гостей маленький розовый ангелочек: таких Денис видел на стенах затонской церкви. Льняные кудряшки, розовое, будто перетянутое ниточками пухлое тельце, голубые, выпученные в крайнем любопытстве глаза.
— Какая прелесть! — воскликнула Оля, тоже заметившая ребенка. — Сынок или внучек?
Старик, сдвигая с кухонного стола лишнее и усаживая гостей, хмыкнул:
— Поздно нам не токмо сынков, а и внучков иметь, милая. Правнучки моей внук — вот кто будет.
— Сколько же вам лет, дедушка? — изумленная, воскликнула Оля Маркова, не поняв, шутит дед или серьезно.
— Сколько? — самодовольно переспросил тот, весело поглядев на старуху. — Молодой еще, летось вторую сотню разменял только. А вот Авдотьюшка моя нонешним летом разменивала.
— Ой! Так много? — с детской искренностью вскричала девушка.
— Живучие, — усмехнулся старик. — А вот деда моего, царство ему небесное, годов пять тому схоронили, на Бонапарту с вилами ходил, еще и раненый был не однажды. Покрепше нас был мужчина. До последнего по хозяйству работал, скотину убирал, рыбачить ходил на лодке, покудова в полынье не искупался… Помер… царство ему небесное. Зачем пришли-то? — неожиданно снова построжал он.
Денис и Оля, пораженные столь необычным рассказом, только переглянулись.
— Чего надо-то? — повторил старик, усаживаясь за стол и горбатя спину. Блеклые, с нечеткой линией роговиц, глаза его тяжело водили по молодым, раскрасневшимся на ходу лицам девушки и Дениса.
— Жителей переписываем, дедушка, — заговорила Оля Маркова, все еще находившаяся под впечатлением слышанного. — Неграмотных и малограмотных будем учить в ликбезе. Можно и на дому, — добавила она, глядя на его выгнутую колесом спину. И замолчала, словно бы устыдилась своей юности.
