7
Они вышли из тепла и света и окунулись в ночь, моросливую, ветреную. Сквозь облепившие небо черные рваные тучи едва просачивался лунный свет, холодный, как этот ветер, изморозь, насквозь пропитанная дождями земля. Ноги то засасывались и прилипали к густой клейкой глине, то скользили и раскатывались, как на ледяной горке, а злой, неистовый ветер швырял в лица снежной мелочью, выбивал слезы, с воем и хохотом ошалело налетал из-за угла и, норовя сбить с ног, ударял в бок, в спину, взвизгивал и улетал дальше.
Шли долго, молча. Впереди Оля Маркова, за ней Денис. Когда порыв ветра бывал особенно силен, Оля останавливалась, повертывалась к Денису лицом, ойкала и вымученно, стыдливо смеялась.
У одной из калиток Оля задержалась, вгляделась в прибитый над нею жестяной номер, взялась за ручку. Калитка приоткрылась, но Оля опять закрыла ее, постучала по мокрой доске ладошкой, потом кулачком, снова напомнив Денису Верочку.
— Ужасно боюсь собак, — сказала она. — Да, тебе смешно, а меня кусали. Одна так цапнула, что думала, без ноги останусь…
Но Денис улыбался вовсе не Олиной трусости, а ее сходству с Верочкой. Даже говорит так же, и слова: «ужасно боюсь», «кошмар» — Верочкины. Только Оля выглядит старше Верочки, может быть, одних лет с Денисом, и пальтишко на ней старенькое, замызганное, в каких иногда ходят девчата в затоне.
— Я не смеюсь, я просто так, — поспешил Денис успокоить девушку и первым вошел в калитку.
Оля последовала за ним, но тут же с криком бросилась вспять: в глубине двора послышался грозный собачий рык, лязганье цепи, и огромный лохматый зверь бросился та Дениса, метнувшегося в сторону. Пес, не достав Дениса, на мгновение повис в воздухе и, взбешенный сдерживающей его цепью, завертелся клубком, захлебываясь в яростном лае. Оли Марковой возле Дениса не было. Она выскочила за калитку, и Денис, теперь уже вне опасности, был доволен, что девушка не видала его, перепуганного, как последний трусишка.
— Кто там? — раздался в черноте дома мужской старческий голос.
— Мы!.. — едва отозвался Денис, все еще скованный страхом.
— Кто — мы? Кого надо? Цыц! — прикрикнул он на еще более осатаневшего пса.
Денис не знал, как лучше назвать себя.
— А вы идите сюда, дяденька, мы вам скажем.
— Охота была. Проваливай, откель пришел, малый. Самим жрать неча.
— Мы не за милостыней, мы только вас перепишем.
— И писать неча, записаны. Утресь приходи, какая на ночь перепись. Иди, иди, а то кобеля спущу, он вас всех перепишет.
