2
Письма от отца приходили все реже; неразборчивые, корявые — буква лезла на букву, — безутешные; и наконец прекратились совсем. Степанида по нескольку раз просила Аннушку или Дениса перечитывать последние мужнины весточки, чтобы хоть в намеках найти сведения о его здоровье, военном житье, как скоро ждать его возвращения. Но кроме того, что все время идут бои, что покуда нет ни «роздыху», ни «подмоги», ничего другого в письмах не находила. И не было слез, чтобы хоть как-нибудь, чисто по-бабьи, облегчить смятение, как не было больше сил прятать от детей, от их вечно вопрошающих и голодных глаз свое горе. Хоть бы Денис поскорей выбился в токари, хоть бы Анку куда пристроить — все лишняя подмога семье, лишний фунт овощей, пайка хлеба. Давно уже обещали Дениске дать пробу и перевести в токари, да все тянут: то флотилию фронту спешно готовили, окопы где-то за Саратовом рыли, то Зотов болел, то еще что-нибудь случалось. Другие, которых после Дениски в ученики взяли, уже токарями работают, а он все в учениках, все на побегушках у Зотова. Как жить дальше?
3
Денис пришел в назначенный товарищем Раисой вечерний час в заводской клуб на первое занятие по ликбезу. Собственно, клуба еще не было, и под ликбез было отведено пустующее помещение бывшей столовки, наспех переоборудованное под классы, причем оба класса, для малограмотных и неграмотных, разделялись только узким проходом. Парт не было, их заменяли длинные, во всю ширину помещения, лавки и такие же столы из плохо струганных досок. По ту и другую сторону, вдоль зала, стояли грифельные доски и столы для учителей, так что учащиеся должны были сидеть спиной друг к другу. Единственная на все помещение печь, только что сложенная и еще не беленная, едва нагревала вблизи себя промозглый, пропитанный махорочным дымом воздух, и по одинарным стеклам окон текли обильные струйки. В обоих «классах» сидело не более сорока человек, преимущественно заводской молодежи, непоседливой и весело шумной, согревающей друг друга возней и шутками, лузгающей семечки и раскуривающей цигарки. Взрослая часть ученичества держала себя обособленно и солидно.
Денис выбрал свободное на дальней скамье место, затерялся среди учащихся. А следом появились в дверях директор, рыжий Влас и уже знакомая Денису товарищ Раиса. Последняя была в той же короткой кожаной изрядно потертой куртке, из-под которой куце торчала, едва закрывая колени, груботканая юбка, в больших яловых, тоже не первой свежести сапогах, в собачьем, с кожаным верхом, распахнутом малахае. И этот — не считая юбки — наряд, и широкая уверенная походка, и прямая, слегка осанистая фигура товарища Раисы делали ее больше похожей на рослого, нескладного парня.
