— Партейный — это что же… это же всему голова и за кажного в ответе, во как! Хоша б Илюху взять. Дилехтор приказ пишет: Самохина за пьянку из кузни вон! А Илья ему: стой, дядя! Какое ты основание человека за борт выкинуть поимел, в сути не разобравшись? Ему, Самохину, баба сынка родила, на радостях человек выпил, а ты — в приказ! Опять же и дилехтор а — кто могет по шапке его? Партейная ячейка, вот кто! — И вдруг смолк, вопросительно посмотрел на жену, сказал робко: — Боязно мне чегой-то, Степушка. В большом ответе за людей буду я, дровишек не наломать бы.
В этот вечер Савелий Кузьмич был особенно ласков к детям. Нежно щипал за щеки, ставил к косяку, делал новые метки — за зиму все подросли, а тем более Анка, — каждому находил теплое слово.
— Боек, стервец, в меня боек! — говорил он семилетнему черномазому, что цыганок, Никитке. — Вот летом обувку, одежку справим, в зиму в школу пойдешь.
— А эта в тебя пошла, мать, в тебя красавица, — обнимал он, легонько тиская, шестилетнюю Клашку.
Нашел и старшенькой, вислолобой и курносой, как сам, тринадцатилетней Анке, теплое слово:
— Ништо, доченька, не с лица воду пить. Счастье — она не до красоты, она до ума тянется. У кого котелок боле, тому и счастье. А у тебя — котел! Учись только. Я сызмальства такожде на обличие свое обиду имел. Бывалоче, пить схочется — страсть! А к воде подойдешь, нагнешься, на морду свою в речку глянешь — и пить расхочется. А какую жену-красавицу отхватил! Учись, доченька. Ноне, слыхать, и бабы в ученые люди пойдут. Это я тебя как будущий партейный большевик заверяю!
И только ничего теплого не нашел старшенькому, Денису.
4
Начались регулярные семейные читки. Савелий Кузьмич, приходя с завода, выкладывал новости, а после ужина усаживал семью за убранный стол, требовал доставленный почтой свежий номер газеты «Саратовские известия», деловито просматривал его весь, с первой до последней страницы, передавал старшаку:
— Читай, сынок. Да пошарь, где тут про чехов сказано, которые в Татищеве супротив нас народ баламутят. Чегой-то у меня глаза застит.
Денис читал, и семья, боясь перечить отцу, внимательно следила за бегающим по строкам сосредоточенным взглядом читающего, движением его губ, мало вникая в суть сказанного. И только Савелий Кузьмич, жадно ловя каждое слово, иногда прерывал читку, давал пояснения или просил повторить особо трудное место, и читка продолжалась.
Однако в один из вечеров читка не состоялась — не пришла газета. Не пришла она и на другой, и на третий день.
