А однажды даже весело заявил Степаниде:
— Ноне опять меня всяко трясли, просмешники. И до чего же на язык бойки, канальи!
— Честный ты, людям веришь, Савушка, а они тебя под страм вводят, — горько вставила Степанида.
— Вот-вот! — согласно подхватил тот. — За это и пострадал. Ништо, Степушка, всему свой черед. Ране народ в бога верил, а бога — и нет. Придет время — человек в человека веровать будет, потому как человек — он все могет, ежели ему настоящую волю дать и все протчее. На том и стоим.
В один из субботних дней, придя домой с большим опозданием, даже не скинув с себя грязной спецухи, отец молча прошел к столу, тяжело опустился на скамью и как-то странно уставился невидящими глазами на Степаниду.
— Не заболел ли, Савушка? — не выдержала та.
— Здоров. В партийной ячейке был я…
— За что?!
Савелий Кузьмич вздрогнул, как от удара, и уже осмысленно поглядел на жену.
— В партию позвали меня. Как есть я от веку рабочий человек, а такожде революции помогал много — в партию большевиков приглашают. Это же какая мне… это самое… честь и счастье, ежели меня, Луганова, — в партию, а? И как я ей, партии нашей, в глаза глядеть буду, Степушка, ежели по дурости супротив ее пошел! И она же, советская наша власть, меня в партию свою примет — это как же понимать надо, а?..
Последнее Савелий уже не сказал, а выдавил из себя слезным стоном. И в глазах его действительно были слезы. Денису, наблюдавшему в эту минуту отца, было трудно понять, что больше сейчас волновало родителя: его раскаяние за свой промах или радость предстоящего вступления в партию большевиков-коммунистов, о чем он даже не смел мечтать.
Однако это продолжалось недолго. Через полчаса отец уже бегал по закути, хлопал себя по ляжкам и голосисто выкрикивал:
— Денька! Завтра на почту слетай, газету на весь год выпиши, понял? Ноне, мать, вместях политику читать будем, потому как в ячейке сказали: «Темный ты, товарищ Луганов, что тот чулан, игде свету нет, одни мыши. Должон ты газеты читать и все протчее, а такожде в ликбез записаться. А покуда тебя в партию на версту не допустим и числим тебя в сочувствующих, проверку тебе цельный год чинить будем». А ишо наказывали… это самое… карахтер ломать. Чтобы, говорят, партейной выдержке научился. Это как же понимать, Степушка? Али я и цыкнуть не смей? Коли требуется…
Жена, успокоясь, что ничего страшного не произошло, улыбчиво смотрела на мужа.
А Савелий Кузьмич продолжал бегать по закути, и голос его звенел:
