— А, племяш пришел! — Илья не был Денису ни дядей, ни даже дальним родственником, но вместо обычного «сынок» знакомых подростков в шутку называл «племяшами». — Батю ищешь?
— Да! — вырвалось у изумленного Дениса. — А вы как знаете, дядя Илья?..
— Да уж так, — загадочно и чуть грустно улыбнулся богатырь. — Всыпать бы твоему бате по пятое число, чтобы носа куда не след не совал, — начал было он, но, видя, как побелело закопченное лицо мальчика, положил ему на плечо тяжелую руку, поспешил успокоить: — Ну, ну, не пужайся, придет твой родитель, племяш. Может, и дома уже, портки сушит.
3
Однако отец вернулся только к ночи, чужой, скисший. Долго стягивал с ног выхлюпанные в грязи кирзухи, стучал рукомойником. Степанида, обрадовавшаяся было возвращению мужа, поняла, что с ним стряслось что-то неладное, ждала, когда он сам все объяснит ей.
Савелий Кузьмич вытер поросшее щетиной лицо, виновато глянул на жену из-под вислого лба, прошелся по закути.
— В каталажке сидел, Степушка, — выговорил, он наконец, старательно избегая преследующего его жениного взгляда. — В самой что ни на есть чеке. И какая падла меня в энтот «союз» втравила! Непорядки искал, заради людей супротив непорядков шел я, а на поверку — супротив советской власти народ баламутил, контре помогал, которая всему нашему обчеству вред делает и за буржуев стоит. И весь энтот «союз фронтовиков» — контрой удуман был. На предмет борьбы за лучшую жизню для всех — хитро как, а? — а фактически — самая что ни есть контра! Это мне в чеке все разобъяснили. Страм-то какой, а! Ровно я супротив нашей советской власти, за которую ишо ране шел, супротив ее руку поднял!
— Ништо, Савушка, — попробовала успокоить жена, довольная и тем, что ничего более не грозит мужу. — Хуже бывает…
— Дура! Куда хуже-то! Ежели я с пути правильной сошел… Какая мне таперича прощение могет быть, кода я нутро свое запоганил!..
На другой день в затоне только и было разговоров, что о роспуске вредительского «союза фронтовиков», прикрывавшего свою подрывную деятельность якобы защитой обиженных и нуждающихся. И, конечно, о Савелии Кузьмиче. Вспоминали его хождение по дворам и собесам, неудачные выступления на митингах, забытую было обидную «дырку в крыше». Никто не жалел его, не встал на его защиту. Все это глубоко и мучительно переживал Денис, негодуя на отцовских обидчиков и на отца, так унизительно и безответно сносившего все эти, пусть даже заслуженные, издевки. Однако сам Савелий Кузьмич очень скоро оправился от потрясения и, кажется, чувствовал себя своего рода героем.
