Денис появился в цехе как раз в тот момент, когда Илья готовился к одной из самых трудных и тонких работ — сварке пароходного якоря. Никто, кроме Ильи Басова, в пароходстве да и во всем городе не брался за сварку якорей и машинных валов. А кто пробовал — не получалось. Даже из других городов присылали в затон многопудовые сложные и, конечно, очень дорогие детали.
Денису и раньше доводилось бывать на сварке якоря или вала, но всякий раз он восторженно замирал при виде этого необычного зрелища, скорее похожего на чудодействие, чем на тяжелую и искусную работу.
Подручные вонзили в раскаленный уголь длинные железные пики, разворошили его, и в ярком веере искр обнажилось огромное, неуклюжее, ослепительно белое тело якоря. Илья не спеша натянул на руки кожаные голицы, надвинул на самые брови картуз и так же неторопливо, слегка раскачиваясь и разминая на ходу могучие плечи, подошел к горну, вгляделся в залитый блеском металл. Потом быстро ухватил ручищами черный ствол якоря, крутанул его с такой силой, что уголь рассыпался по всему горну, а в воздух взметнулся мощный сноп искр, пепла и дыма, на секунду окутавших и горны, и стоявших возле них кузнецов, и самого Басова. И новый взрыв света и дыма — Илья приподнял якорь, ударил им о край горна и, словно пойманную жар-птицу, высоко вскинул его над собой, понес к наковальне. Люди побросали ломы, кинулись за Ильей. А тот уже опустил якорь на отполированную сталь наковальни и, придерживая его одной рукой, другой бросал горсти песка на оплавленную культю якоря, на солнечные струйки металла.
— Лапу!
Два молотобойца, оставшиеся у горна, ухватили клещами, выволокли из жара раскаленную лапу якоря, подали ее Басову. Секунда — и тяжелая, что слоновый хобот, лапа плюхнулась о наковальню, вскинулась и опять плюхнулась, приросла к якорю.
— Ударь!
Глухо и часто застучали управляемые Ильей кувалды молотобойцев, выплескивая во все стороны сверкающий каскад солнца. Еще минута — и молоток Ильи лег плашмя на наковальню: знак шабаша. Илья выпрямился, отер взмокший лоб, легко бросил с наковальни сращенный якорь.
И зашевелилась, одобрительно загудела толпа зевак, а на земле, медленно остывая и кровеня, корчилась у ног богатыря покоренная им жар-птица.
Только тогда, стараясь не обращать на себя внимания веселых, залитых потом подручных, Денис робко приблизился к Илье. Пот продолжал струиться по квадратному, будто высеченному из красного гранита лицу великана, бисеринками усыпал курчавую русую бородку, усы, даже густые лохматые брови, нависшие над глубоко посаженными глазами, ясными и всегда чуточку виноватыми.
