— Тихо, бабы!
Савелий Кузьмич протестующе поднял руки, но богатырь взял его за плечо, крутанул от себя и под хохот мужиков и бабьи выкрики решительно выпроводил с платформы.
— Не об том речь седни, чтобы дырки в крышах считать да советскую власть винить. На то и без нас господа писаки горазды. А должны мы сказать свое рабочее слово: быть войне с немцем или стоять за мир? Вот об чем говорить надо!..
Но Денис больше не слушал Илью. Туман стыда и обиды за посрамленного отца застилал глаза, огромный цех, чужие, самодовольные, злорадные лица…
5
Однако домой отец пришел в отличном состоянии духа и, как всегда в таких случаях, начал с порога:
— Седни, мать, я речу толкнул: весь затон слухал! Немец опять войной пошел, потому митинг. Так я свою точку повел, всех баб взбаламутил! Потому как я каждое собрание пользовать должон и народ на непорядки обращать; пущай за себя стоит, за лучшую свою жизню!
Говоря, Савелий Кузьмич стучал рукомойником, фыркал, изредка бросая на стоявшую над ним Степаниду веселые пытливые взгляды. Денис, оставя книжку, удивленно смотрел на отца.
— Шуму на час было, во как! Правда — она завсегда за душу берет и глаза колет…
— Не выступал бы ты боле, Савушка, — вздохнула мать, уже кое о чем узнавшая от соседок. — Опять неприятность какая произойдет.
— Ништо! Сечас дирехтор меня вызывал. Говорит: «Правильный ты человек, товарищ Луганов, и говоришь про все наши нелады в самую точку». Ясно? Однако ж, сказал, всему свой черед, свое место… Слыхала? Стал быть, за живое схватил. В самую что ни есть точку! Все навалимся — ишо не то будет, в хоромах заживут люди!
Мать молчала.
6
В конце февраля в том же жестяницком цехе состоялся второй общезаводской митинг: войска молодой Советской Республики разгромили под Псковом и Нарвой отборные немецкие части — и родилась Красная Армия.
К немалому удивлению и восхищению Дениса, на платформу поднялся тот самый человек в коже, оратор и «медный всадник», которого Денис узнал бы теперь с одного взгляда. Сейчас Денис хорошо видел его лицо: безусое, черноглазое и смуглое, как у цыгана, с тяжелой челюстью и небольшим, слегка приплюснутым носом. Денис как завороженный смотрел на этого загадочного для него человека и с нетерпением ждал, что он скажет. И вдруг увидел отца, пробиравшегося в тесной толпе к платформе. Сердце Дениса сжалось. Неужели отец и сегодня будет говорить о худых крышах? Зачем он это делает? Зачем?.. Хоть бы дядя Илья удержал его от платформы. Но не было Ильи… А человек в коже уже говорил о декрете Ленина, о создании Красной Армии, о победных, но жестоких боях под Псковом и Нарвой.
