Но прежде чем уйти, Оля склонилась к ребенку, коснулась губами его розовой щечки.
— Эх, жаль, милый, угостить тебя нечем. Вот ты-то уж наверняка мировую революцию праздновать будешь!
Старик проводил их до ворот, убедился, что они пошли указанной им тропинкой, и только тогда закрыл калитку.
Выглянувшая из-за туч луна на мгновение высветила грязную улицу и скрылась. Как раз в эту секунду Денис отвернулся к следовавшей за ним Оле Марковой, чтобы предупредить о луже. Девушка, не пряча лица от ветра и даже не глядя себе под ноги, чему-то блаженно улыбалась.
— Ты чего смеешься?
— Я не смеюсь, — откликнулся из темноты ее голос. — Просто так… А что?
Денис не ответил.
После посещения ими третьей усадьбы Денис опять спросил Олю Маркову:
— А ты сама веришь? Тому, что говоришь.
— Еще бы! — горячо отозвалась та. — А впрочем, я даже не знаю, — добавила она тише. — Наверное, хочу верить.
— А как же?
— Что?
— Говоришь… — Он хотел сказать: обманываешь, но не стал обижать девушку.
— Говоришь! — передразнила Оля Маркова, и в голосе ее Денису послышалась досадливая насмешка. — Что же, я должна людей «запугивать? Или ты этого хочешь? Ах, война! Ах, голод! Ах, ждите еще антихриста, бабка надысь гадала! Людям и так трудно, им вздохнуть хочется. Слышал, как старик сказал: «…пирога не спробовал, а приятно». А поверь он — и сам поглядеть захочет. И пирога спробовать. А ты зачем со мной ходишь?
— Товарищ Раиса послала.
— Насмешил! Тебе сколько лет, чудо?
— Шестнадцать.
— Я так и думала.
— А тебе?
— Восемнадцать. Старовата, да? Ничего, я подожду, когда тебе тоже будет восемнадцать. Тогда лучше понимать будешь. Ведь что такое: верить?..
Сильный порыв ветра не дал договорить девушке. Отдышавшись, она повторила вопрос:
— Ведь что значит: верить? Вот ты: веришь, что когда-нибудь, через пять лет, через десять лет, будешь счастлив? Ну, выучишься, станешь врачом или учителем или женишься на любимой девушке — веришь? Ну, веришь ты в свое лучшее будущее?
— Верю, — вспомнив товарища Раису, ее убежденность, с какой она говорила девушкам о их будущем счастье, невольно улыбнулся Денис.
— И я. И все мы, все люди, даже самые старенькие, как тот, что вторую сотню разменял. А каким оно будет, наше счастье, таким ли, каким мы его хотим или еще лучше, — мы же не знаем, верно? А для кого, может, и не будет его. Только как же не верить, не ждать, не надеяться? Мама говорит, не верить — значит не стремиться, а значит, и никогда не иметь того, чего хочешь.
