— Э-э… Митяй!.. Постой!… — заорал фронтовик Зиновей, поивший у колодца лошадь. Перемахнув через сугробы, он подбежал к Митяю. — Слышь, болтают, будто Устин Хрущев ко двору вернулся. Брехня это, аль правда?
— Правда, — не останавливаясь, ответил Митяй.
— А-а, тетя Агаша, Наталья, здравствуйте!.. Ну, поклон передавайте, а я с лошадью управлюсь — забегу.
Через минуту он снова лязгал цыбаркой и говорил самому себе:
— Вот диво! Устин Хрущев отыскался… Да тпру ты, стой, окаянная!..
Митяй подошел к Устиновой хате и, заметно волнуясь, оправил шинель.
— Я, что ль, первым пойду… — Он передал женщинам корзинку, нащупал в сенях щеколду и широко распахнул дверь.
Устин шагнул к нему навстречу, схватил за руки и, притянув к себе, заглянул в лицо.
— Митяй!.. Сердяга!..
— Дружок! — голос Митяя осекся. Крепко, по-мужски, словно пытая свои силы, они обнялись и расцеловались. Когда Устин подошел к Наташе, она стояла лицом к двери и, закрыв глаза руками, плакала.
— Наташа! — позвал он.
Наташа вздрогнула и, повернувшись к Устину, слепо упала ему на грудь.
— Ну, вот… — сказал он смутившись, — здравствуй!
Она подняла голову и до боли стиснула ему пальцы. В ее кротком взгляде было такое страдание, что у Устина сжалось сердце. Он быстро поцеловал ее в мокрые щеки и легким движением передал Митяю. Тот растерялся. Устин чувствовал себя неловко и не знал, о чем заговорить.
— Ну, гостюшки, раздевайтесь, — засуетилась старуха, — хата нонче натоплена жарко… Наташечка, давай сюда шубейку, Митяй, проходи к столу.
У Митяя подергивалась щека. Он снял малахай. На коротко остриженной голове был виден глубокий шрам.
— Это… тогда? — спросил Устин.
— Да, — тихо ответил Митяй, нерешительно трогая крючки шинели.
Устин подошел, ласково потрепал друга по плечу.
— Садись, Митяй, да рассказывай, где побывал да что повидал, какие дела в деревне. Беседа у нас с тобой долгая. Воды-то много утекло с тех пор, как потерялись мы.
Наташа сидела на скамье, смущенно перебирая махры платка.
— Схоронил я тебя, Устин, — виновато вздохнул Митяй, поглаживая шрам, и сел за стол против Устина.
— Не гадал и я тебя увидеть, а вишь, как жизнь обернулась…
— И не говори, — согласился Митяй. — Где пропадал?
— В плену германском.
— Это после того боя, что под Молодечно?
— После того. Слуха оттуда подать о себе нельзя было, — ответил Устин, глядя на Наталью, — думал так, что считают меня без вести пропавшим, ан вышло по-иному, — сочли убитым. Да, брат, кабы не революция, ходить, видно, мне по чужой земле и до сей поры.
