Назаров восторженно ответил:
— На своем пути, господин сотник, я не встретил ни одного красного. Они бегут без памяти, без оглядки. — Он засмеялся, прикрывая рот ладонью, и самодовольно добавил: — Вояки! Ну, и наконец я имел счастье встретиться с командиром отряда, есаулом Бахчиным. Представьте, совершенно неожиданная встреча. Замечательный офицер и мой хороший друг. Знаю его по службе в Новороссийске.
— Ах, вот как! — совершенно равнодушно произнес Быльников. — Что же в нем замечательного?
— Вечером вы можете убедиться и оценить по достоинству есаула. Он остановился здесь и просит его посетить. Надеюсь, и вы окажете ему эту честь?
Быльников слушал, вытаращив глаза. Теперь он искренне удивлялся Назарову.
— Любопытно, лю-бо-пытно, — промычал он и, обувшись, снова лег на скамью. Он слышал, что Бахчин контрразведчик, и встреча с ним не могла доставить Быльникову особенного удовольствия.
— Кучумов! — позвал Назаров. — Узнай, где остановился есаул Бахчин.
— Удивительно, — бормотал Быльников, — почему карательный отряд Бахчина идет с боевыми частями. Не место ему. Мы воюем, а они… Они должны идти там… там вон, — неопределенно покачал он головой и закрыл глаза.
Есаул Бахчин остановился в кирпичном доме кулака. Хозяин предупредительно переселился в амбар и, любезно кланяясь, выражал собачью готовность услужить.
— Нам как по крестьянству, от зари до зари в поле, то и делать в хате неча, — говорил он, униженно улыбаясь. — Милости просим.
Однако глаз хозяина неустанно следил за двором, за казаками, за каждым их шагом, и как только какому-нибудь петушку или поросенку грозила опасность, он словно из земли вырастал и, пряча усмешку, говорил:
— Их благородие у меня на фатере и на довольствии. Приказывали ничего не трогать. Я сейчас пожалюсь.
Для многих этого было достаточно. Чтобы доказать свою преданность и обратить на себя внимание, как на гостеприимного хозяина, он с заботливой аккуратностью отпускал есаулову коню сено, подсыпал овес и не забывал кормить офицера курами, яйцами, молоком. В амбаре кряхтел, шушукаясь с женой и сыновьями.
— Молчите! Знаю, что делаю. Так-то оно верней, — и, хватаясь за голову, шептал: — Чтоб те обожраться, идол! — И уж громко, чтоб слышно было: — Теперь-та я наказывал цыплока их благородию сготовить, сметанки, аль чего… — а сам боялся перечислять, чего еще. На старшего сына цыкал: — Семка, хоронись, не лезь на глаза, окаянный, дьявол тя возьми, неровен час — в солдаты загребут!
