— Дон? Ну, так-с. А царь тебе нужен, урядник?
— Так точно, господин…
— Так то-очно, — передразнил Назаров, — идиот.
— Никак нет…
— Чего нет?
— Не нужен.
— Иди ты к…
«Этот просто дурак, — подумал Назаров, — а Быльников — мудрствующий офицер, политик, а может статься, что он испытывает меня?» Последнее предположение покоробило Назарова. Вчера он был почти в таком же положении допрашиваемого, как этот казак.
— Ну, вот и Хопер, — услышал он усталый голос подъехавшего Быльникова.
Сотник сказал это с хрипотцой, как говорят сонные пассажиры после долгого утомительного пути: «Ну, вот и приехали».
Бессонная ночь и усталость сделали фигуру сотника еще суше и стройней. Матовые от пыли щеки втянулись, уголки губ опустились, придавая лицу Быльникова несколько скорбное выражение. Темные глаза смотрели на чешуйчатые блестки Хопра. Назаров промолчал. В Быльникове сейчас было что-то приятное, подкупающее. От вчерашней раздражительности Назарова почти ничего не осталось. Неприязнь к сотнику, появившаяся в душе хорунжего, исчезла, и на какую-то минуту он погружается в радужные мечтания о породистых скакунах с серебряной наборной сбруей, о богатстве. И мчится он, и уж не один, а сотни, тысячи несутся быстрей ветра к златоглавой Москве. Примиренный, он повернулся к Быльникову и нечаянно встретился с глазами хитроватого казака. Казак смотрел на него, нагло улыбаясь, словно знал все, о чем думал Назаров, и издевался. Назаров оторопел. Чтобы скрыть свое смущение, он огрел коня плетью. Тот шарахнулся и оседая на задние ноги, застонал. Быльников изумился:
— Что вы, хорунжий, этак!
Мимо с поднятой плетью проскакал полковник Русецкий, хрипя:
— Сорок девятый полк, сми-ирр-но! — обернувшись, опустил плеть и скомандовал: — От-ставить!
Полковник поскакал обратно, держа руку у козырька. Назаров, по-солдатски подтянувшись, отдал ему честь, в то время как Быльников небрежно козырнул, что было похоже на взмах руки, когда говорят: «Скатертью дорога».
Казаки зашептались:
— Генерал Мамонтов…
— Генерал…
— Сам генерал.
— А разве они бывают не сами?
Назарову показалось, что это сказал тот же неприятный ему хитроватый казак. Он подумал: «Убью, сволочь!»
Мимо полка в фаэтоне, запряженном тройкой, мчался генерал Мамонтов. К фаэтону подъехал полковник Русецкий с красным надутым лицом и, не отрывая руки от козырька, что-то быстро заговорил, нагибаясь к генералу. Мамонтов, словно от назойливого комара, резко отмахнулся и не обращая внимания на полковника, продолжал разговаривать с штаб-офицерами. Ему неприятен этот постоянно лебезивший полковник с его чрезмерной угодливостью. Казаки подровняли лошадей, подтянулись. Назаров следил за сотней, не выпуская из виду фаэтон. Он хотел, чтобы генерал как можно дольше ехал рядом с его сотней. Мамонтов беседовал с офицерами, не поворачивая головы, смотрел как-то в себя и шевелил седыми бровями. На окраине станицы фаэтон повернул, и генерал поехал обратно в Добринскую.
