Груздев вышел к нему навстречу и торопливо сказал:
— Заждались мы тебя, Устин. Ну, сказывай, какие там дела?
Устин кивнул головой на дверь:
— А чего этот-то чертом от вас выскочил?
— Упрямится. От разверстки наотрез отказывается, — ответил начальник отряда.
— Неладно он сейчас мне сказал.
— Как?
— Грозится.
— Ах, вот даже как.
— Ну, а там что новенького? — допытывался Груздев.
— Что же там?.. Были у попа.
— Ну-ну?
— Хлеба у него нашли пропасть. Оставили что полагается, а остальное распорядились вывезти.
— Сам-то что делает, старая собака?
— Дома сидит, ровно пришибленный. Особливо на меня лупится. Во двор с нами так и не пошел.
— Ну, вот и приобрели опыт, товарищ Хрущев, — сказал начальник отряда. — А теперь, — обратился он к Груздеву, — пойдемте к Пашкову.
Устин промолчал и задумчиво посмотрел в окно.
— Может быть, тебе неудобно? — заметил Груздев. — Так мы тебя ослобоним.
— Нет, отчего?.. — встрепенулся Устин. — Мне… Да все одно, — махнул он рукой, — пойдемте!
Продармеец торопливо выпил кружку воды, крякнул и, вытерев губы, вскинул на ремень винтовку.
— Пошли, товарищи!
По дороге Устин рассказывал:
— С Еркой чистый смех. И как только он управляется! Мы — на гумно, а он уж там по углам елозит, роется, весь в соломе, в мякине. Потом ухватил слегу и ну ширять в крышу, а с угла и посыпься зерно. Скажи, будто им положено.
Подходя к дому Пашкова, Устин заволновался. Ему не хотелось встречаться с Наташей при таких обстоятельствах. Должно быть, она подумает, что Устин пришел с намерением досадить Митяю, в отместку за нее.
С этими мыслями Устин вслед за Груздевым вошел в хату. Натальи не было. Устин облегченно вздохнул. Перед ним с испуганным, бледным лицом стоял Митяй, убедившийся, что сопротивляться дальше бесполезно. Хлеб спрятан ненадежно, если не предупредить обыск, то его найдут и возьмут вдвое больше. Он боялся этого пуще всего. Но не поздно ли идти на попятную?
— Что же, — сказал он тоном, в котором слышались и упрек и отчаяние, — обижать меня пришли?.. Устин!.. Аль ты позабыл меня? — обратился он к Хрущеву.
Но сколько затаенной ненависти и притворства прочитал в его глазах Устин. «Из боязни или из хитрости?» — подумал Устин и, подавляя в себе желание ответить Митяю резкостью, оказал с жестоким спокойствием:
— Ты скажи нам, Пашков, в остатний раз, повезешь хлеб аль нет?.. Не то, Митяй, — уже с угрозой добавил он, — ей-право слово, весь двор твой дыбором подымем!
Митяй вымученно проговорил:
